— Зачем? Поглядели — и отпустите, — вмешался дедушка Филимон.
Надюшке не хотелось расставаться с птицей.
— Он до осени подрасти не успеет. У него и крыльев почти нет…
— Без крыльев проворен. Ноги длинные. Заметили, какой голенастый?
— Они, видно, не знают, почему у дергача ноги длинные, — усмехнулся Бурнашев, лукаво посмотрев на дедушку Филимона.
Понятно, никто из ребят не знал, почему у дергача ноги длинные. И на их лицах выразилось великое желание узнать об этом.
— Рассказывают, вот почему…
Евмен Тихонович чиркнул спичкой, поджигая потухшую папиросу.
— Когда-то, давным-давно, смутила копалуха дергача. Говорит: «Оставайся на зиму в тайге. Тут хорошо.
Снег глубокий да мягкий, будешь спать, как на перине. Время на дорогу тратить не придется, силы сбережешь». Послушался дергач копалуху, остался в тайге. Наступила зима. Копалухе хоть бы что: перья большие, пуху много. Зароется в снег, спит, горя не знает. А у дергача ни пуху, ни перьев. Зарываться в снег не умеет. Мерзнет дергач день, мерзнет второй… И задал он дёру туда, где потеплее. Бежал, бежал днем и ночью без передышки. Ноги от этого отросли и стали длинными…
— У меня ноги тоже длинными станут! Я завсегда бегаю, — выпалил Степанко.
Все засмеялись.
Бригадир погладил меньшого по стриженой русой голове:
— Правильно, Степа. Будешь много бегать — ноги окрепнут, будешь работать — руки к труду приучишь, а бросишь проказничать, сестер и батьку будешь слушать — вырастешь хорошим парнем.
— А ежли плавать много, можно как рыба сделаться? — продолжал развивать свою мысль Степанко.
— Зачем тебе рыбой делаться?
— Тогда я без снастей харюзов и тайменев ловить стану!
— Вот что, сынок, — Евмен Тихонович посадил малыша на колени: — пока не научишься плавать, без меня на речку не ходи. Договорились?
Но тут Степанку зачем-то потребовался Мурзик, и он сполз с отцовских колен, будто не расслышав его слов.
Хитрая Степанкова уловка снова всех развеселила.
— Врать не хочет, понимает цену слову, — похвалил дедушка Филимон, поднимаясь с земли.
После обеда Надюшка обучала без прежнего усердия. Она часто бегала посмотреть дергача. Потом позвала Кольку собирать кислицу. Недалеко от покоса протекал ручеек, по берегам которого росла красная смородина. Ее в Бобылихе называли кислицей.
— Ягод-то сколько! — изумился Колька.
— Только доходят. Больше будет, — ответила Надюшка. — У нас кислицу не собирают. Самая неважная ягода.
Колька был с этим не согласен и набивал рот ягодами, пока не свело челюсти. Он высказал соображение, что сейчас неплохо было бы искупаться. Но на уме у Надюшки было другое.