Неутомимая Надюшка словно бы только этого и ждала. Принялась ощипывать птиц. Втравила в работу Кольку. У нее стоило поучиться. Опалила копалух, выпотрошила Колькиным ножом, разделила на части, сложила в котелок, сбегала на реку за водой. Все она умела, все кипело в ее маленьких руках.
Никто не удивился, когда она позвала:
— Айдате ужинать!
За чисто выскобленный стол, сколоченный из толстых плах, уселись впятером.
На стене горела жестяная лампа. Посередине избушки стояла чугунная печка. Вдоль стен тянулись нары, застеленные свежей травой.
— Ну как, Маруся, ничего дочка? Примешь в дело? — спросил Бурнашев.
Маруся похвалила Надюшку за вкусный суп и за чай.
А Евмен Тихонович прибавил:
— Она у меня молодец, старается. Без матери выросла. Степанка, можно сказать, она вынянчила.
Маруся ласково провела рукой по золотистым Надюшкиным волосам. И это прикосновение значило для девочки многое. Другие, может быть, не заметили, а Колька видел, как счастлива Надюшка.
— Вставай же, вставай, соня! Бужу его, бужу, а он знай отмахивается да брыкается, ровно жеребенок. Эх, тюха-матюха! И глаза-то не смотрят. Немного — и без тебя уплыли бы!
Колька провел кулаком по глазам, увидел хохочущую Надюшку, все припомнил, сорвал с гвоздя рюкзак и побежал умываться.
Он примостился на камешке в том месте, где в Холодную впадал Горюй, первый большой приток по пути в верховья. Здесь тоже бурлила и скрежетала маленькая шиверка. Но, по сравнению с Холодной, выглядел Горюй недоразвитым ребенком, приковылявшим к могучей, полной сил и здоровья матери.
Еще более немощным представился Горюй, когда к исходу нового дня путники достигли второго крупного притока — Шалавы.
Кристально чистая, будто наполненная из глубокого горного источника, Шалава выла и бурлила, отодвигая далеко в сторону мощные воды Холодной.
Дедушка Филимон пригласил отведать воды. Сам он пил долго, с наслаждением, приговаривая:
— Пейте, пейте! Чашка-то какая большая! Бо-о-оль-шая чашка!
Вода в Шалаве была вкусна и так холодна, что ломило зубы. Впрочем, непомерная сила и буйство реки не особенно радовали.
Глядя на дико воющую шиверу, Евмен Тихонович почесал затылок:
— Крутенько… Проморгаешь — не пощадит.
Дедушкина избушка помещалась на крутояре. Ребята собрались бежать к ней.
Но дедушка прикрикнул:
— Стой!
Собаки вели себя странно. Бегали вокруг избушки как сумасшедшие. Шерсть на загривках вздыблена.
Дедушка и Евмен Тихонович переглянулись, проверили ружья и осторожно направились к избушке. Колька и Надюшка получили приказ сидеть в лодке и, в случае чего, отчалить от берега. Но скоро взрослые кликнули ребят наверх.