— Нет, не уходи, — сказала она. — Сядь на стул.
Мать положила руки на колени и подалась к Мишке.
— Миша, зачем ты украл деньги?
Мишка растерялся и оробел. Чего-чего, а уж этого он не ожидал!
— Какие деньги? Никаких денег я не воровал.
— Не говори неправду. Ты был у Ручкиных?
— Был… Только не сегодня, на прошлой неделе.
Мать припала лицом к подушке, схватилась за голову.
— Мой сын — вор! Не думала, что доживу до такого позора, — сквозь всхлипывания говорила она.
— Не брал я никаких денег!
— Не лги, негодяй! Ко мне приходила жена завгара. И при соседях!.. Давно обнаружили, не хотели говорить. Ну? Что ответишь? У них из комода пропали сто рублей. В той комнате, кроме тебя, никого не было, — с ожесточением накинулась мать на Мишку. — Отбился от рук без отца. Школу пропускает, делает что вздумается. Теперь только воровать! Легкой жизни захотелось. Мать из себя жилы вытягивает, чтобы у него все было, а он… Видел бы отец!.
Мишка чувствовал, как бледнеют его щеки, как начинают дрожать руки, но упрямо и зло твердил:
— Не брал я никаких денег…
— Не брал, да? Не брал? А это? А это?..
Мать отбросила подушку и стала швырять на пол пачки «Беломора», пятерки, рубли, трешницы, мелочь.
— Дядя Савва ему фотоаппараты дарит, говорит: мал еще, выправится. А он, оказывается, взрослый! Курить хочется! Может быть, и выпиваешь с кем-нибудь за компанию? Откуда у тебя деньги?
— Не брал я…
— Не смей врать! Боже мой, боже мой!.. Я-то Ручкину отчитала: «Вздор. Затерялись где-нибудь». А сунулась на печь — там целый склад. Где остальные? Верни!
Она сбегала на кухню, принесла Мишкины штаны, торопливо вывернула карманы. Из одного вывалился перочинный нож, из другого — два рубля.
— И тут денежки!
С матерью творилось невероятное. От несправедливости ее слов, от обиды Мишка заплакал.
Тогда мать обхватила его за шею, прильнула мокрой щекой к его щеке, дала волю слезам.
— Мишенька, дай слово, что это последний раз. Папа надеялся на тебя. Без него нам трудно. Но воровать — самое худое.
Мишка оттолкнул мать и выскочил из комнаты. Первым желанием было одеться и уйти из дому. Куда? Неважно куда, лишь бы уйти. Но Мишкины штаны остались в комнате матери. Возвращаться туда он не мог.
Очутившись на печке, Мишка с головой накрылся собачьей дохой и тихо завыл. Какие деньги? Что с ней? Отец никогда бы не подумал так о нем. Мать напала, не разобравшись. Ну и пусть! Он с нею больше слова не скажет! Еще при отце мать вгорячах нападала на Миш-ку ни за что. Но тогда было другое дело. Мишке до боли хотелось, чтобы отец сейчас вошел в дом, спокойно сказал: «Ну, что у вас там? Давайте разберемся…»