Зато здесь, в постели, так тепло и уютно. Даже в самом роскошно обставленном особняке с газовой плитой, центральным отоплением и двойными рамами он не чувствовал бы себя так уютно, в такой безопасности, как в эту минуту.
Жена гремела кочергой в камине в столовой, и глухие, металлические звуки разносились по водопроводным трубам по всему дому. Эти звуки означали, что завтрак накрыт. Из комнаты напротив шумно выбежали на площадку и затопали по ступенькам двое его детей, Пол и Маргарет; со свойственной молодым людям невосприимчивостью к неудобствам, холоду и раннему времени они безумствовали уже давно. Сломанные перила угрожающе скрипнули; дверь в столовую раскрылась и захлопнулась. Из кухни послышался отдаленный перезвон ножей и вилок. Он натянул одеяло, завернулся в него с головой, из-под одеяла выглядывали теперь только рот и нос — иначе бы он задохнулся. Слышать все эти звуки, грубые звуки грубого мира, ему не хотелось.
Если он сейчас встанет, то сначала ему предстоит утомительная обязанность себя вымыть, побрить, облачить в костюм и насытить свою утробу. После чего его ждет перспектива еще более безотрадная. Брести до автобусной остановки мимо домов, которые ничем не отличаются от его собственного. Долго стоять в очереди на автобус. Тащиться по загазованным улицам. И восемь часов сидеть без всякого толку в тесном, убогом офисе, где, как и у него дома, все было каким-то поблекшим, жалким, исцарапанным, пыльным, вышедшим из строя. Обстановка, которая, как и дома, внушала ему со всей ясностью и непреклонностью: сколько ни старайся — лучше не будет. И если в ближайшее время все рухнет окончательно, считай, что тебе повезло.
Чтобы немного взбодриться и заставить себя встать, он сообразил, что по сравнению со многими другими ему еще повезло. Ведь он не болен, не умирает, ни в чем не нуждается, не испытывает душевных страданий. Однако от возникшего в его воображении зрелища человеческих невзгод его беспомощность и апатия только увеличились. Способность других нести бремя страданий с радостной отрешенностью, оптимизма ему не прибавила. Как мог он надеяться на то, чтобы последовать их примеру, если его теперешняя жизнь столь безотрадна? Стоит ли утешаться тем, что его нынешнее жалкое существование — это еще не та зловещая пропасть, куда он может провалиться в любой момент? А объясняется все очень просто: он разлюбил жизнь. В моей жизни не осталось ничего, что бы доставляло мне радость, раздумывал он. За исключением возможности не вставать с постели. Но ведь и эта радость скоротечна: в конце концов, встать мне все равно придется. Так почему же я тогда не встаю? Ты же должен встать. У тебя есть работа. У тебя семья, которую нужно кормить. Твоя жена ведь встала. И дети тоже встали. Они исполнили свой долг. Теперь предстоит исполнить долг тебе. Да, но им это ничего не стоит. Они по-прежнему любят жизнь. А я — нет. Я больше ее не люблю. Я люблю только одно: лежать в постели.