Наказание также подразумевает навешивание ярлыков и лишение привилегий.
Кроме телесных наказаний, существуют и другие проявления силы, которые можно счесть наказанием. Сюда относятся обвинения с целью дискредитировать человека. Например, родители могут клеймить детей за нежелательное поведение как «неправильных», «эгоистичных» или «незрелых».
Еще одна форма применения карательной силы – это лишение некоторых видов вознаграждения: отмена карманных денег или запрет водить машину. В этом контексте лишение заботы или уважения – это одна из самых сильных угроз.
Когда мы соглашаемся что-то делать только для того, чтобы избежать наказания, наше внимание отвлекается от смысла нашего действия. Вместо этого мы думаем о последствиях возможной неудачи. Если продуктивность рабочего зависит от страха наказания, работа делается, но энтузиазм снижается и рано или поздно продуктивность упадет.
Страх наказания заставляет думать о последствиях, а не о наших ценностях.
Страх наказания снижает нашу веру в себя и доброжелательность.
Если дети чистят зубы из страха перед стыдом и насмешками, состояние ротовой полости может улучшаться, но в их самоуважении появятся дырки. Кроме того, мы все знаем, что наказание убивает доброжелательность. Чем чаще в нас видят источник наказаний, тем сложнее другим будет сопереживать нашим потребностям.
Я зашел в гости к другу, директору школы. Мы разговаривали, когда он вдруг посмотрел в окно кабинета и увидел большого мальчика, который лупил маленького. «Извини, я сейчас», – сказал он мне и кинулся на игровую площадку. Схватив драчуна, он отвесил ему шлепок, приговаривая: «Я тебе покажу, как бить маленьких!» Когда директор вернулся, я заметил: «Не думаю, что ты донес до ребенка то, что хотел. Мне кажется, он усвоил, что нельзя бить маленьких, когда кто-то большой – например, директор – может это увидеть! Да и вообще мне кажется, что ты усилил в нем убеждение, что, ударив кого-то, можно заставить его делать то, что ты хочешь».
В таких ситуациях я советую сначала с эмпатией отнестись к ребенку, который дерется. Например, если бы я увидел, что ребенок бьет кого-то в ответ на обидную кличку, я мог бы ему посочувствовать: «Я вижу, что ты злишься, потому что хотел бы более уважительного отношения к себе». Если бы я правильно понял и ребенок подтвердил бы мою догадку, я затем высказал бы собственные чувства, потребности и просьбы, не подразумевая обвинений: «Мне грустно, потому что я хотел бы найти способ добиваться уважения, не превращая других во врагов. Скажи, пожалуйста, не хочешь ли ты вместе со мной поискать другие способы получить уважение?»