Я не знала почему, но я наблюдала за ним. Смотрела, как он лежал там, словно
сломленное и измученное животное. Моя грудь болела, и никакое растирание кожи не
могло ее успокоить.
Я всегда чувствовала себя застрявшей, умственно и эмоционально потерянной в этой
жизни Братвы, и, вид Заала Коставы, человека, которого я была вынуждена ненавидеть, просто разбил мне сердце. Потому что он отражал мои чувства. Особенно в последнее
время я чувствовала себя такой разбитой и израненной изнутри. Он выглядел разбитым и
покрытым шрамами снаружи. Я чувствовала связь с Коставой. Я предположила, что он и я
были родственными душами.
Открыв свой ноутбук, я ожидала увидеть Заала в том же сидячем положении, связанного цепями, со спутанными волосами и одетого только в черные спортивные
штаны, на которых настоял Лука, чтобы тот носил, когда ему в первую ночь давали
наркотики.
Я щелкнула значок на рабочем столе, выбрала камеру подвала и, затаив дыхание, подождала, пока она подключится. Когда появился Заал, мое сердце сразу упало. Он не
сидел, как ожидалось. Он все еще лежал на земле, тело было до сих пор неподвижно.
Я наклонилась ближе, желая, чтобы он двинулся. Но прошло два часа, а он даже не
вздрогнул. Глубокая яма образовалась в центре моего желудка. Он выглядел... что если?..
Я сглотнула густой ком в горле и почувствовала незнакомую пустоту в сердце. Я
знала, что ему становилось хуже, его поведение резко изменилось за последние несколько
дней. Но он был сильным. Я думала, что он выживет. Я думала, что это был еще один этап
на пути к выздоровлению. У него их было несколько за последние пару недель.
Оставив свой ноутбук на комоде, я спрыгнула с кровати. Положив руки на бедра, я
уставилась на запертую дверь спальни и заставила себя сделать то, что поклялась никогда
не сделаю.
Мне нужно было увидеть его ближе.
Я подняла руку и прижала ладонь к цепочке, покоящейся на моей груди. Я подумала
о том, почему мой отец не одобрил спасение Заала. Почему Лука должен был привести его
сюда, в Хэмптон, а не в камеру в Бруклине. Но независимо от того, сколько я пыталась
убедить себя не делать то, что побуждает меня сделать мое сердце, пара нефритово-
зеленых глаз будет доминировать в моем уме, захватывая его в плен моего
разума. Дерьмо! Эти глаза! В них было столько печали. Пытка, боль и растерянность, сияющие в их глубине, звали меня.
Я должна пойти. Он нуждался во мне.