Потом я на мгновение задумалась, может ли он говорить. Лишь одному Господу
Богу известно, что Леван Джахуа делал с телом Заала эти годы. Мой живот сжался. Может
быть, он даже забрал способность Заала говорить. Может быть, он забрал его голос.
Заал снова начал двигать пальцами по своей щеке, по лбу и по затылку, и я снова
сосредоточилась на этом странном действии.
Его глаза посмотрели на миску. И меня осенило. Я поняла, чего хотел Заал. Он
хотел, чтобы я протерла его лицо.
— Твое лицо? — спросила я. Он замер, услышав, как я говорю. — Ты хочешь, чтобы
я вымыла твое лицо?
Его красивые, лишенные надежды глаза на мгновение закрылись. Он говорил «да».
Вытирая слезу, которая вырвалась из моих глаз, я вытащила свою руку и подошла к
миске. Я залезла в сумку, которую собрала, и достала салфетку для лица. Увидев бутылку
воды позади Заала, я использовала остатки воды, чтобы смочить ткань, добавив
мыло. Заал наблюдал за мной все время. Его ранее строгие глаза смягчились. И почти
добрый взгляд в его глазах на фоне грубых, пугающих черт лица поразил меня.
Я вернулась к тому положению, в котором находилась раньше. И кое-что я заметила
впервые. Грудь Заала быстро поднималась и опускалась по мере приближения к нему. Я
что-то пробуждала в нем. Я была поражена им, и не могла поверить, насколько сильно он
меня тронул.
Взяв ткань, я прижала ее к его щеке. Прислонившись, я почувствовала его теплое
дыхание на моем лице. Я видела, как вены на его шее вздувались при каждом мягком
надавливании, которое я делала. Удалив грязь и кровь с его лица, я обнаружила некоторые
особенности его внешности. Его кожа была гладкой, а ресницы такими темными; это было
почти так, как будто его верхнее веко было подведено карандашом. Эффект от этого
идеально обрамлял его нефритовые глаза. Нефритовые глаза, которые никогда не
отрывались от моих. Нефритовые глаза, что при ближайшем рассмотрении, полностью
украли мою душу. Цвет был захватывающим, его радужные оболочки были ярко-
зелеными, без коричневых пятен, только самые чистые и красивые цвета, подчеркивающие его грузинские черты.
Но то, что удерживало и волновало меня, было чем-то совершенно
несущественным. Три маленьких метки красоты, три мелких родинки, расположившиеся
сбоку от его левого глаза. Они заставили его казаться человеком, а не животным, жестоким диким монстром, которым он был сделан. Эти три родинки обещали мне, что