— Слышь, земляк, — предложил он, развалившись на стуле, — поделись телками. Зачем тебе одному столько.
— Я… мы… тут, — пробормотал парень нечто невразумительное. Резкий переход от безмятежного веселья к суровому испытанию на готовность постоять за себя оказал парализующее действие и на тело, и на мысли.
— Чего ты там шепчешь? Не знаешь, которую себе оставить? Так я сам выберу. Или давай их в картишки разыграем.
Детина просто упивался страхом парня. Ему и женщины были нужны постольку-поскольку. Главное — видеть, как боится тебя человек, которому в другой, нормальной жизни, возможно, подчиняются десятки людей. Но сейчас он — ничто, а ты — царь, вольный казнить и миловать, независимый в своих поступках, что бы ни пришло тебе в голову.
— Так как, землячок, добазарились? — детина упер свою подошву в стул парня, едва не прищемив тому гениталии. — Я займусь этой, грудастой, а тебе оставлю остальное.
— Пошли, Лиля, — встала из-за стола «мышка-норушка». — Мы, кажется, попали в дурную компанию.
— Стоять, шкура, — перегнувшись через стол, детина ухватил ее за руку.
— Пусти! — мышка-норушка пронзила его ненавидящим взглядом. Словно кипятком ошпарила. Детина знал, что кроется за таким взглядом — приходилось сталкиваться в свое время. Эта неприметная самочка своего добьется. Если он ее не отпустит — поднимет жуткий крик, если ударит — приведет целое отделение милиции. На любое его действие последует немедленный и решительный ответ. Она не остановится перед тем, чтобы упечь его в тюрьму, несмотря на угрозы многочисленных дружков. Таких девах можно угомонить только двумя способами: убить или оставить в покое. И детина покорно отпустил руку.
Тотчас парень и шатенка стали выбираться из-за стола вслед за своей подругой.
— Бывай, землячок, — не в силах сдержаться детина от души залепил парню по загривку.
Тот от удара налетел на шатенку, они едва удержались на ногах, но возмущаться даже не пытались. Решили, что это не столь уж высокая плата за успешное освобождение.
Несколько обескураженный детина вернулся за свой столик и наплюхал почти полный фужер водки.
— Ну что, Хрящ, пролетел как фанера над Парижем? — не преминули подколоть бедолагу его приятели.
— Да нужны мне эти мокрые курицы. Они с местными телками и рядом не стояли. Захочу… — здесь слова сменились нечленораздельным мычанием, поскольку Хрящ умудрился целиком затолкать в свою пасть бутерброд с икрой. Но все и так поняли, что он хотел сказать.
В «Астории» постоянно присутствовало несколько славных работниц койки и презерватива, которых присылали сюда из борделей, находящихся под «крышей» уголовников. Любой из преступников, культурно отдыхающих в ресторане, мог, если появлялось желание размяться в сексуальном плане.