«Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету (Быт 1,3), озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2 Кор 4,6). Понаблюдай, как «на лице Христа» начинает сиять свет Божественной и невыразимой славы Бога-Отца. Ибо единородный Сын показывает в Себе Самом славу Отца, даже и после того, как Он стал человеком. Лишь так и не иначе Он узнается как Христос и именуется Христом. Иначе были бы правы наши противники в том, что обычный человек не в состоянии ни показывать свет Божественной славы, ни приводить к его познанию. Ибо ни в каком человеческом образе мы не узрим Бога, как только в ставшем нам равном, воплощенном Слове, которое Само, приняв плоть, по природе своей пребывает истинным Богом-Сыном[201].
Когда Слово отождествило себя плоти, когда Оно полностью усвоило ее Себе, тогда эта плоть должна известным способом стать причастной к наисобственнейшему естеству, к Ипостаси БогаСына. Тем самым преобразуется и понимание образа. Кирилл однажды так прокомментировал речение «день Лица твоего» (Пс 20,10){202}: «Можно по праву понимать "время Лица Бога-Отца" как время вочеловечения, ведь Сын есть Лицо (πρόσωπον) и Образ Отца»[203].
В данном случае в отличие от Оригена и Евсевия понятие «образ» более не удерживается за невидимым Логосом, но относится также и в воплотившемуся Слову. Отсюда мы видим в воплотившемся Слове Божественную славу. Веровать во Иисуса Христа, как поясняет Кирилл, не означает просто веровать в определенного человека, но — веровать в самого Отца чрез Иисуса Христа (ср. Ин 12,44 и сл.). Иисус также не отвергает веры, которая приносится Ему как Вочеловечившемуся, «напротив, Он ее принимает, без проведения границы или разделения (между своим Бого-бытием и человеко-бытием), — принимает как веру в собственное Лицо, даже когда Он стал плотию»[204]. Веровать в Иисуса из Назарета — означает веровать в Лицо самого Сына Божия. Кто по вере видит Иисуса, тот видит самого Сына Божия. Эту мысль Кирилл Александрийский подчеркивал с непревзойденной ясностью, в чем и состоит его основополагающее значение для формирования богословия образа. О том же свидетельствует, например, истолкование Кириллом встречи Иисуса с исцеленным Им слепорожденным:
«Ты веруешь ли в Сына Божия?» Когда тот воскликнул: «А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?», то Иисус ответил: «И видел ты Его, и Он говорит с тобою». А тот сказал: «Верую, Господи!» и поклонился Ему (Ин 9,35-38). Для каждого достаточно понятно, что Божественная природа невидима, — «Бога не видел никто никогда» (Ин 1,18). Если бы Логос БогаОтца отделял от себя Свое человеко-бытие как призрачный образ и если бы Он желал, чтобы в Него веровали без телесной оболочки, то почему же Он не призвал исцеленного исследовать, с помощью заключений по аналогии, природу Божию (каковой она, вероятно, и является), а показал на Себя в Своей телесной реальности, этим признав, что Его можно видеть даже глазами? Ведь Он заверил: «И видел ты Его, и Он говорит с тобою». И разве теперь мы не скажем, что Логос показал свою плоть? — Конечно, да! — Но тогда