Эта вторая тенденция отчетливо появилась в решениях собора 754 г. Примечательно, что в сохранившихся документах император Константин нигде не выставляет против икон упрек в материальности; как кажется, не это не устраивало императора в иконах, а то, что первообраз не присутствует в материальных изображениях. Епископы же собора, напротив, видели камень преткновения в том, что иконы «ничтожной и мертвой материей» оскорбляют святых, просиявшиих во славе Христа[392]. Отсюда анафематствования собора:
Если кто-либо попытается материальными красками изобразить Божественные черты (χαρακτήρα) вочеловечившегося Слова Божия, вместо того чтобы всем сердцем почитать Его духовными очами, Его, Который блистательнее солнца восседает одесную Отца на престоле славы, — да будет анафема[393].
Противоположность между материальными красками и духовным зрением указывает на ту пропасть, которая разверзлась между иконами и небесным первообразом. Целью христианской жизни является духовное умозрение, а для этого требуется воспитать духовные очи, единственно способные видеть духовную реальность. Слишком велико расстояние между духовными первообразами и материальными средствами выражения, которыми располагает земное искусство.
В отличие от точки зрения императора Константина, который сосредоточен на сакральном присутствии первообраза в материальном отпечатке, богословие соборных отцов 754 г. пребывает скорее в сфере неоплатонических идей. Материальный мир, по их мнению, неспособен передать великолепие духовного мира.
Обычно исследователи вновь и вновь подчеркивают платонизм иконопочитателей. Однако, как мы считаем, они почти не замечают, насколько широко дух платонизма присутствует также хотя бы у части иконоборцев[394]. «Платонизм» иконоборцев обнаруживается не только в настойчивом подчеркивании различия между духовным и материальным мирами. Также и в «свидетельствах отцов»{395}, собранных иконоборческим собором, на каждом шагу встречаются тексты с отчетливыми заимствованиями из Платона.
Таков, например, фрагмент из апокрифических Деяний ап. Иоанна (II в.). В нем говорится о некоем новообращенном язычнике, который в знак благодарности, по языческому обычаю, повелел написать портрет своего благодетеля, ап. Иоанна, чтобы воздавать ему почести. Апостол не только бранит излишнее рвение, но и отказывается узнать себя в изображении. Правда, когда он посмотрелся в зеркало, то увидел, что картина — это действительно его портрет, и весьма с ним схожий. «И все же», сразу же добавил он, «(схож) не со мною, а с моим плотским образом... Что ты сейчас устроил, это ребячество и несовершенство. Ты написал мертвый образ мертвого человека». Тело, с такой точки зрения, — это мертвая вещь, так что изображать его — совершенно бесполезно. Кто хочет быть настоящим, хорошим живописцем, тот должен живописать красками, которые Иисус дает чрез апостола, образ, похваляемый Христом, — Богоприятную душу