— Речку назвали в тот год Мирилинта. В переводе с астианского это значит «Миринины слезы». Сюда приходят и из Изнорья, и из Астианы, и из Никеи. Чаще всего женщины, от совсем молоденьких до седых бабушек. Они приходят сюда погоревать о своих несчастьях, кто о чем: что жених разлюбил, что с мужем счастья нет, что детей Бог не дает или что болеет ребенок… Приходят сюда и вдовы, и те, кто рано осиротел, и те, кого судьба разлучила с любимым. Чаще других, наверное, бывают здесь астианки. Хозяйку этого места они называют Сурнелле. Они очень любят ее, поют для нее песни и каждый раз дарят ей что-нибудь из своих украшений. Верят, что оставляют с ними часть своего горя. За прошедшие с тех пор годы здешняя сокровищница изрядно выросла.
Канингем кивнул в сторону озера, Лиска сделала два шага вперед и только теперь увидела, что под толщей воды на дне лежит, переливаясь, целая груда самых разных драгоценностей. Длинные нити жемчуга вились между золотых и серебряных диадем, колец и браслетов. Среди жемчужных и цитриновых россыпей мерцали крупные багровые капли гранатов, вспыхивали синие искры сапфиров, темная зелень изумрудов оттеняла нежно-розовые переливы шпинели. И всюду жемчуг, жемчуг…
— Да и сама Сурнель сильно выросла. А вот, кстати, и она.
Девушки повернулись в ту сторону, куда указывал Канингем.
Она была уже близко, и видно было, что полет ее вовсе не был похож на полет птиц. Волшебному существу, чтобы удержаться в воздухе, не было нужды ни судорожно махать крыльями, ни ловить ими воздушные потоки, как делают крупные хищники, парящие в поисках добычи. Сурнель легко скользила над горами, время от времени плавно взмахивая громадными крыльями. Будучи уже у самой земли, она расправила их, полоснула воздух, обдав гостей теплым потоком, и, приземляясь, сложила их на спине, превращая в часть панциря.
Оливковая с бронзовым отливом чешуя придавала ее удлиненному телу тяжеловесности и тем большее удивление вызывала та легкость и грация, с которой она двигалась. Ее голову венчали отходящие назад веером и изогнутые кверху золотистые выступы, «рожки», придававшие ей величавый и, пожалуй, даже сказочный вид.
Но удивительнее всего были глаза Сурнели, необыкновенные, похожие на драгоценные камни. Посреди громадных, влажно блестящих, прозрачных радужек цвета винного топаза длинным зигзагом змеились сверху вниз черные провалы зрачков. Бездонные чудные очи взирали на них внимательно и понимающе. И была в них бесконечная печаль и… бесконечная нежность.
Изогнув свою гибкую шею, она медленно оглядела мужчин, Лиску и повернулась наконец к Наире, которая не сводила с дракона глаз и стояла, как завороженная. Сурнель наклонилась к девушке совсем низко, и та, вдруг сделав шаг вперед, обвила руками ее шею и уткнулась в бронзовую чешую. Дракониха плавным осторожным движением склонила голову, приобнимая девушку, и закрыла глаза, будто к чему-то прислушиваясь.