От скрипа и шумного вздоха в пустом доме я вздрагиваю. Замираю, не дышу. Здесь точно никого нет? Никого… Сердце чуть успокаивается, я тихонько выдыхаю. Несанкционированное проникновение в чужие дома меня доконает. Я закрываю холодильник.
Больше всего мне хочется сбежать отсюда, к чертовой матери, но я не могу. Сначала надо найти то, что я ищу. Чем бы оно ни оказалось.
Вхожу в гостиную и сразу замечаю часы на стене. Те самые, которые на фото Элис и Марты. Значит, девушки сидели вот на этом диване.
Элис слева, а Марта справа. Или?.. Действительно ли фотографию перевернули случайно? Действительно ли Элис страдает дислексией?
Я обвожу гостиную взглядом. На стене висят картины. На одной берег – по-видимому, местный пляж; на другой подсолнухи, современная версия шедевра Ван Гога. В правом нижнем углу подпись: Элис Кендрик.
Это картины Элис Кеннеди. Картины моей сестры. Я касаюсь холста, провожу пальцами по подписи и наконец вновь ощущаю связь с Элис. Такое было лишь раз – когда она прислала нам первое письмо, написанное от руки. Творение моей сестры. Она написала картину. Моя маленькая красавица-сестренка трогала этот холст, размазывала по нему краски, выводила в углу свое имя. Меня затапливает любовь, к глазам подступают слезы. Я смаргиваю их и отнимаю руку от картины. Раскисать нельзя. Слишком многое поставлено на карту.
Мое внимание привлекает фотография на каминной полке. Разглядывая ее, испытываю новый прилив чувств – уже не любви, а страха.
На меня смотрит мужчина за пятьдесят. Светлые волосы зачесаны назад. На нем полосатая футболка-поло, светло-голубая с белым, и бежевые хлопчатобумажные шорты. Мужчина стоит на палубе яхты, обнимает мачту. Светит солнце, он выглядит счастливым и расслабленным, будто перешучивается с тем, кто его фотографирует.
Приближаюсь, беру снимок в руки. Я помню этого человека яснее ясного. Его образ у меня в памяти ни капли не поблек. Отец. Патрик Кеннеди. Я не видела его больше двадцати лет и не думала увидеть вновь – надеялась не увидеть! Однако вот он, здесь, улыбается мне. Голова внезапно кружится, я глубоко вдыхаю, на миг отвожу глаза. Неприятное ощущение отступает, я возвращаю взгляд на фотографию. Прислушиваюсь к себе. Выискиваю малейшие проблески любви, отголоски той невидимой привязанности, которая навечно соединяет отца с дочерью. Первый страх прошел, и я не чувствую к этому человеку ничего. Неудивительно. Там, где должна быть любовь, зияет дыра.
Я высматриваю другие фотографии в гостиной, но их нет. В коридоре тоже. В него выходят четыре двери: наверное, спальни и ванная. Открываю первую дверь слева. Здесь стоит голая двуспальная кровать. Личных вещей нет. Впечатление такое, будто постояльцы только что освободили летний домик и комната ждет, когда придут уборщики и постелят свежее белье.