Я знал, что у нее кто-то был. Какой-то мужчина, с которым она то ли жила, то ли часто встречалась. Шифровалась Марина неумело, по-детски. Не брала трубку по вечерам, а иногда и вовсе сбрасывала звонок. Делала вид, что телефон разрядился и она не может ответить тому, кто настойчиво звонит. Садилась в мою машину на заднее сиденье, бросив по сторонам настороженный взгляд. Когда она захлопывала дверцу, я со своего сиденья протягивал руку и клал ей на колено. Поначалу она дергалась, смущалась, отодвигалась, забивалась вглубь — так, чтоб я не достал. Как маленькая напуганная девочка. А потом осмелела, привыкла, позволяла мне оставлять руку на пару секунд, затем подольше. Иногда она клала свою руку на мою — и это уже была настоящая близость.
Рестораны и места для прогулок она тоже выбирала с мыслью, чтобы никто из знакомых не увидел. Мне ее ужимки были очень понятны, однако я не задавал лишних вопросов: зачем мне знать, кто у нее есть? Что мне с этой информацией делать? Я ведь не рассказывал ей подробности своей личной жизни — сообщил лишь, что женат, есть взрослая замужняя дочь. Про Оксану вообще ни слова не говорил. И Аня, и Оксана существовали в других пространствах, которые не пересекались ни друг с другом, ни с тем пространством, в котором обитала Марина.
Вообще-то я и сам шифровался — не только из-за Ани и Оксаны, но и потому, что испытывал легкую неловкость: на мой взгляд, Марина одевалась не так, как того заслуживала. У нее был хороший вкус, чувство стиля. Она умело миксовала разные цветовые оттенки, выбирала удачные фасоны. К тому же у нее была великолепная фигура. Если бы еще она одевалась столь же великолепно! Мне было стыдно за собственный снобизм, однако, приученный с детства мамой, а потом Аней и Оксаной к хорошим вещам, я ничего не мог с собой поделать. Ее одежда диссонировала с ее внешностью, словно шедевр живописи обрамили дешевой деревянной рамкой. Выглядела Марина эффектно, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что наряд с рынка.
Я понимал, что у нее нет средств на качественные брендовые вещи, однако появляться там, где нас могли увидеть мои знакомые, избегал. Я стеснялся ее белого «под кожу» платья в обтяжку — оно выигрышно смотрелось на стройной высокой Марине, подчеркивало соблазнительные изгибы, но все равно было видно, что это реплика, как деликатно называли глянцевые журналы добротные подделки вещей известных марок.
Однажды я под предлогом подарка к Новому году дал ей тысячу евро. Марина отнекивалась, краснела от неловкости, была, кажется, подавлена этой огромной для нее суммой.