Зашла Лена, личико обескураженное:
— Шеф, как ты себя чувствуешь? Что-нибудь принести еще? — Голос сладкий, заботливый.
— Нет, спасибо, прихожу в норму.
— Тут Оксана в приемной, вся в слезах, что случилось?
— Ничего не случилось, пошла она!
— Как это — пошла? У вас же мальчик такой прекрасный! — Лена искренне переживала.
— Удивительно, мальчик чудесный, а мама змея подколодная. Может, он и не мой совсем!
— Марк, ну что ты придумываешь такое? Он же твоя копия!
— Копию сможет подтвердить только генный анализ, — упорствовал я.
В приоткрытую дверь проскользнула Оксана. Глаза красные, нос распух, щеки мокрые от слез. Я ее такой некрасивой никогда не видел.
Лена быстренько ретировалась. Очевидно, она все-таки была на ее стороне — из женской солидарности, зная мои похождения. Плюс Оксана баловала ее подарочками, вытягивая взамен дополнительную информацию обо мне.
Оксана всхлипывала:
— Марк, я тебя умоляю, успокойся! Мне плохо и больно, почему ты меня послал? И еще грубо так?
— Так тебя форма не устроила? Могу вежливо послать!
— За что, за что?
— Ты не читаешь, что пишешь? Бот какой-то пишет вместо тебя?
— Я хотела вызвать твою ревность и написала так. Ты меня и сына игнорировал!
— Когда я вас игнорировал?
Она замялась, потом воскликнула:
— Последние недели!
— Я тут бился с твоим муженьком любимым, а ты себе еще нового подыскала! Вовочку?
— Неправда! Я хотела зацепить тебя…
— Зацепила за живое! Я чуть не умер на совещании, вон спроси у своей шпионки.
— Прости, не знала, что ты такой чувствительный.
— Не знала, потому что тебе наплевать на мою душу! На мое сердце и на мои сосуды тоже. Я не верю тебе.
— Поверь, я тебе не изменяю!
Таблетки продолжали на меня действовать или влияли ее неубедительные оправдания, а может, я устал, но мне вдруг стало весело от этого опереточного скандала.
— Вот икона висит, забожись на нее, что не изменяешь!
Оксана не была набожной. Более того, как все ведьмы, она избегала заходить в церкви. А сейчас встала перед иконой и трижды перекрестилась.
— Веришь теперь?
Я не верил ее никуда не годным оправданиям. Однако непривычно жалкий и покорный вид Оксаны вдруг вызвал желание такой силы, что я набросился на нее и повалил на диванчик в кабинете.
Это был секс-расправа, секс-порабощение, секс-реванш. Вся первобытная сила, всколыхнувшись во мне, зажигала каждую клеточку, каждую молекулу тела Оксаны, я это чувствовал своими клетками. Все-таки это моя женщина, успел подумать, прежде чем в финальном рывке сам разлетелся на молекулы и улетел в космос, — моя! На уровне генов, на уровне древних родовых преданий кто-то там, в глубине веков, связал нас невидимыми глазу, однако хорошо видимыми душой и телом нитями. Правда, нити эти иногда становятся удавкой, иногда — веревками узника, иногда — шелковыми лепестками, а иногда — пахнущими домашним уютом махровыми полотенчиками…