Я убежал к Ворскле и залез в камыши подальше. Пересидел ночь. Когда утром отважился пойти на нашу улицу, увидел, что остались там одни старики. Соседка приютила меня, сказала, что Ганну схватили на улице и тоже угнали на работу к немцам. Мама у немцев и сгинула, а Ганна оказалась аж в самой Аргентине, при Горбачеве ее сын приезжал, хотел хутор вернуть. Но нет, ничего не смог сделать.
Было видно, что воспоминания разбередили душу Луки. Он вертел в руках вафельное полотенце, то складывал его, то разглаживал. Я взял из вазочки печенье и стал машинально жевать. Дед продолжал:
— Красная армия ворвалась в Полтаву, и я побежал к командиру, стал умолять его взять меня на войну. Рослый я, как и ты, Марк, поэтому сказал, что мне 18, хотя было мне 15. Не знаю, поверил ли мне капитан, но потери были тогда большие, солдат не хватало, и он сразу направил меня к старшине. Тот спросил: «С лошадьми умеешь обращаться?» — «Умею, умею!» — закричал я, хотя не сильно умел. Потом быстро научился. «Будешь на повозке кучер, на хозяйстве у меня». — Старшина понял, что я годами не вышел. Осваиваться долго не пришлось, часть наша быстро двигалась вместе со всем Степным фронтом форсировать Днепр и брать Кременчуг. Я на своей повозке подвозил снаряды на батарею, бившую по немецкой линии, как вдруг раздался оглушающий грохот, и я взлетел с облучка высоко в небо. Дальше тишина и тьма.
Когда открыл в сумерках глаза, то увидел, что на меня в упор смотрит Лучик — мерин, возивший повозку. Вернее, это была только его голова, снаряд разорвал его на куски, но не достал меня и наши боеприпасы. Почему-то стояла тишина, хотя я видел вспышки взрывов, клубы дыма над Днепром и вражескими укреплениями. Вот после этого случая мой дар и проявился.
— Какой? Дар какой? — Я крошил печенье в волнении. Деду, получается, 84. Крепкий, дай Бог ему здоровья.
— Не торопись, все расскажу. Закончил я войну в Чехии, потом вернулся на Полтавщину. К лошадям я прикипел и попросился работать на Дубровинский конный завод под Миргородом, который еще Дмитрий Романов основал. На то время я уже понимал, что ясновидящий.
— Кто?! — Я хоть и готов был подсознательно к чему-то подобному, однако не сдержал удивленного возгласа.
— Я, Марк, после контузии стал видеть, что с людьми случалось и что может случиться. Причем видел, что не обязательно это с ними произойдет, а лишь может произойти — а, может, и нет. То есть судьба может таким путем пойти, а может другим или третьим, четвертым… И я видел эти разные пути. Не всегда, конечно, понимал, что именно вижу — чаще человек сам домысливал, что нужно, потому что знал свои обстоятельства. Поначалу я наивно всем рассказывал, о ком что-то видел. Аж пока меня одна злая женщина не обозвала колдуном. И я перестал рассказывать, а заодно перестал и спать. Мог всю ночь пролежать или просидеть — сон не приходил. И не с кем было поговорить о том, что со мной творится. Родителей нет, знакомые все в своих хлопотах. Я стал как тень, глаза ввалились, все думали, болячка какая. Правда, в то время все были как тень… А после того как я на речке увидел Мусия с волком, меня отпустило. Вот сразу прям будто в глазах рассвело. Я стал спать, силы появились, а то ж совсем квелый был.