— Вы хотите сказать, что лярвы, как мухи, на говно садятся? — Я был готов обидеться.
— Ну, не только, — миролюбиво заметил дед. — На хороших людях они точно так же паразитируют — разве у хороших людей не бывает плохих мыслей? Только на хороших людях их меньше и от них проще избавиться.
— Я понял. Ну а та, которая душила ребенка, откуда взялась?
— А ее дурные мысли той злой женщины создали. Пакетик с пеплом — это, можно сказать, для лярвы была подкормка. Как сахар пчелам мы даем — подкормку. Хотя нет, пчелы — неудачный пример, пчелы полезные существа. В общем, лярвы нашими мыслями создаются, сынок. И нашими же мыслями от них можно почиститься…
И тут меня прорвало. Я стал рассказывать деду Луке про свою ночную гостью. То и дело подливал себе чаю из заварника, пил душистый отвар, уже не разбавляя кипятком из чайника, и излил все, что накопилось у меня на душе: о том, как просыпаюсь среди ночи с колотящимся сердцем и противным ощущением, что я весь наполнен дрожащим холодцом; о том, как меня душит неведомая голая тетка, не давая мне взглянуть ей в лицо; о том, что я уже устал слышать от врачей о неврозе и хроническом стрессе; о том, что порой боюсь смотреться в зеркало, чтобы не обнаружить очередной признак старения, который скоро превратится в признак дряхления. О том, что пью снотворное горстями: на ночь две таблетки, а если просыпаюсь на рассвете, то выпиваю еще одну, а потом весь день как зомби. О том, что теряю силы — просто чувствую, как они из меня утекают, и боюсь, что растеряю их раньше, чем вырастет мой маленький сын Костик, которому, как и той девочке, которую спас Лука, тоже четыре…
Выговорившись, я почувствовал, как из меня действительно ушли силы. Нахлынула такая усталость, словно я только что вскопал огород деду Луке и в придачу его соседке Клаве. Я поднялся, взял в руки пустое ведро и сказал:
— Покажете, где колодец? Принесу вам воды — и поеду на Киев.
— Да вон он, — показал дед в окно. — Тут рядом. Не торопись. Я ж наливочку тебе принес. Выпей.
Он вытащил пробку из красивой — аптекарской — бутылочки и налил в стопку зеленовато-желтую тягучую жидкость:
— Это грушевка, сам делаю. Вот яблочко освященное, закуси, — и протянул крепкое краснобокое яблоко.
Я взял стопку, махнул одним глотком. Грушевка оказалась крепче, чем я думал, — растеклась огненно по внутренностям, ударила приятным звоном в голову. Взял яблоко, откусил — сладкий сок брызнул на подбородок. Подхватил ведро и вышел из хаты. Пес посмотрел на меня с любопытством. На середине тропинки к колодцу меня словно кто-то толкнул в спину, я резко обернулся, но вокруг никого не было. Наверное, соседи из-за занавесок наблюдают за дедовым гостем, подумал. Доел яблоко и зашвырнул огрызок в чей-то огород.