– Сейчас они меня схватят и разорвут! Утащат… они утащат меня в ад!
Ослепленный паникой, Симон рванул ремень, но тщетно. Взмокшие от страха пальцы скользили по ремню, мешали схватить его и расстегнуть замок. Почерневшие кости пальцев почти настигли Симона, но тут раздался щелчок. В долю секунды он понял, что ему наконец-то удалось отстегнуть ремень. Он свободен! Симон с криком рванул на себя дверцу. Выскочив из салона машины, он рухнул на землю. Резкая боль обожгла его голые коленки, и тут все завертелось у него перед глазами. Где-то вблизи прозвучал обеспокоенный голос брата:
– Симон! Господи, малыш, что случилось?
Затем все вокруг превратилось в хаос вспышек, криков, непонятных шумов, и рассудок уже был не властен над Симоном. Тело содрогалось в конвульсиях, нестерпимая боль пронзила желудок. Его вырвало. Но и это не избавило мальчика от ощущения страшного удушья. И когда ему показалось, что он вот-вот умрет, припадок внезапно кончился.
Кашляя, совершенно обессиленный, он сел на земле. Голова все еще кружилась. Он вытер руками рот, стер слюну. Затем и головокружение унялось. Он с удивлением смотрел на лужицы из пюре и рыбных палочек в соусе. Прямо перед собой на плитах он увидел ступни в красных балетках. Одна щиколотка была обвита цепочкой, на которой качалось маленькое красное сердечко. «Такое же красное, как туфли. Опять я все испоганил», – подумал Симон безо всякой связи. Вдруг ноги, будто их расколдовали, быстро шагнули назад. Симон услышал над собой вскрик отвращения. В раздражении подняв голову, он увидел испуганное лицо Мелины.
– Ой, привет, Симон…
Больше она не сказала ничего.
«В ад! Туда, где тебе место!» Казалось, эти полные ненависти слова отскакивают от кафельных плиток в ванной комнате Майка, где Симон приходил в себя. Он старался не прислушиваться к голосам в голове. Держась рукой за стояк, он отвернул кран и сунул голову под струю воды.
Пришлось потерпеть некоторое время, но холодная вода сняла шок. Симон держал голову под водой, пока не свело холодом затылок. Только тогда Симон оперся о край ванны и взглянул на себя в зеркало. На него смотрело пепельно-бледное лицо с мешками под глазами и покрасневшими веками. Он снова столкнулся с ужасом – и печалью, необъяснимой, глубокой печалью. Что пошло не так? Почему его фантазии приобретают такие отвратительные черты? Когда это наконец закончится? Хватит и того, что он лишился родителей столь ужасным образом. Почему его до сих пор мучают эти жуткие видения? «Это твое чувство вины, – как в свое время сказал доктор Форстнер, и сейчас эти слова всплыли в памяти. – Потому что ты выжил, а твои родители – нет».