– Я просто не верю, что ты осмелилась на такое ради меня.
Делла Ли нерешительно протянула руку к коробке, как будто не была до конца уверена, что она настоящая. Коснувшись пальцами картона, она удивленно рассмеялась.
– Когда ты поедешь на север, тебе понадобятся твои вещи.
Делла подтянула коробку к себе. Картон со скрипом поехал по деревянному полу.
– А, я поняла. – Она открыла крышку. – Ты пытаешься избавиться от меня, потому что я знаю про твою заначку.
– Ну, и поэтому тоже, – согласилась Джози.
– Джози! – послышался из коридора голос матери.
Джози обернулась.
– Никто еще не делал для меня ничего подобного. Знаешь, может, я смогу оставить эти вещи себе. – Делла Ли внезапно схватила сумки и прижала их к себе. – Мои вещички! – Она залилась смехом. – Мои вещички, мои вещички, мои вещички. Я уж и не думала, что увижу их снова. Послушай, можно мне побыть одной?
Джози поколебалась, потом поднялась на ноги.
– Закрой дверь, хорошо? И не забудь съездить в суд, к Хлое, купить мне сэндвич. – Делла Ли вытащила из сумки блузку, прижала к лицу и вдохнула ее запах. Она нахмурилась, потом снова обнюхала блузку. – Странно. Пахнет не так, как я помню.
Делла Ли потянулась за другой блузкой, и Джози закрыла дверь.
Она покачала головой. Если бы Делла Ли была конфетой, то непременно кисло-сладкой карамелькой. Не твердой, как камень, о которую можно сломать зубы, а с вязкой начинкой, которую нужно усердно жевать, пока слезы не брызнут из глаз, а губы против воли не растянутся в улыбку.
– Джози! – нетерпеливо повторила Маргарет.
Джози быстро развернулась и поспешила к матери.
* * *
Приняв снотворное, Маргарет любила рассматривать одну свою фотографию, потому что после этого ей иногда снился он. На снимке ей был тридцать один год, но выглядела она намного моложе. Так было всегда – до самого последнего времени. Теперь, глядя в зеркало, она видела незнакомку. Из зеркала на нее смотрела не юная красавица с фотографии, а старуха, тщившаяся быть красивой, с сухой кожей и морщинами словно трещины. Роскошно одетое сушеное яблоко.
Когда-то давно, в молодости, еще до того, как было сделано это фото, она решила, что здесь, в Болд-Слоупе, будет счастливее, чем в своем родном Ашвилле. Это был шанс оказаться подальше от ее родных с их притязаниями. Когда она выходила замуж за Марко, ей было всего двадцать три. Их брак устроил ее отец. Марко был почти на двадцать четыре года ее старше, зато у него имелись деньги и бездна обаяния, к тому же он не горел желанием иметь детей, так что этот вариант показался ей приемлемым. Маргарет получила то, чего хотела она: возможность уехать подальше от родных и не присматривать больше за младшими братьями и сестрами, а ее семейство – то, чего хотели они: деньги. Но она и не подозревала, как одиноко ей будет в этом странном холодном городке с его готической архитектурой и культурой, направленной исключительно на то, чтобы залучить в город приезжих, от которых зависело выживание. Очень скоро она поняла, что Марко нужны были всего лишь красивая кукла в жены да ее громкая южная фамилия. Она сама его не интересовала. Но когда ей исполнился тридцать один, на один краткий восхитительный год она вырвалась из плена одиночества. Она была счастлива в первый и единственный раз на своей памяти.