И Григорий не выдержал, сорвался:
— Прошу извинить меня за бестактность, Василий Андреевич, но вы на поверку оказались самым настоящим бюрократом, бездушным человеком и, к моему величайшему удивлению, просто трусом.
— Что, что ты сказал? — задохнулся от обиды Соколов и, ослабив галстук, расстегнул верхнюю пуговицу у сорочки. — Ну, спасибо, дружок! Трусом меня еще никто не называл. Думаю, нам не о чем больше говорить.
— Я того же мнения, — насупился Григорий. Похоже, что у него терпение кончилось.
— Вот и прекрасно, — с нескрываемой отчужденностью бросил Соколов и, застегнув пуговицу на сорочке, поправил галстук. — Подожди дальнейших распоряжений в своем кабинете. Я иду к прокурору. — И Василий Андреевич стал торопливо надевать форменный пиджак.
— Ваше право, Василий Андреевич, — Григорий побледнел от нервного напряжения. — Только лучше вам сейчас этого не делать. Подождите, пока я успокоюсь и уйду.
— Это почему же? Успокаивайся в своем кабинете.
— Потому что я сильно разволновался от вашего бездушия и могу сгоряча послать вас к черту, а это значит, что вас может сразить черный квадрат. Как вы сами об этой опасности не подумали? — Григорий произнес это опрометчиво, желая хоть как-то остановить своего шефа, но его слова произвели на Соколова эффект неожиданно разорвавшейся бомбы.
Василий Андреевич перестал застегивать пуговицы на пиджаке и буквально с открытым ртом медленно опустился на стул. До сих порой и предположить не мог, что черный квадрат каким-нибудь образом коснется и его.
— Ты что, Григорий Петрович, угрожаешь? — сорвавшимся голосом вымолвил он. — Ты отвечаешь за свои слова?!
— Вообще-то да. — сухо ответил Григорий, — когда в нормальном состоянии. Но сейчас вы меня крепко достали своим бюрократизмом, и я сильно разволновался. Черный же квадрат, почуяв, что вы меня расстроили, может, вопреки моему желанию, наказать вас. Вот об этом я и хотел вас предупредить. Вы рискуете.
— Теперь я окончательно утвердился в своих подозрениях в отношении тебя, Григорий Петрович, — стараясь овладеть собой, враждебно проговорил Соколов и, повесив пиджак на спинку стула, сел за стол. — Спасибо, любезный, что предупредил. Ведь у меня две дочери. Не хотелось, чтобы они остались без отца.
— А у меня больная мама, — жестко ответил Григорий, и на его скулах заходили желваки. — И не в моих интересах, чтобы вы запечатали невинного человека в психбольницу.
— Надо было мне сразу же, в первый день, отправить тебя на профилактическое лечение, — сокрушенно покачал головой Соколов. — Пожалел и дождался угроз. Но зато теперь я не сомневаюсь, что именно ты, Григорий Петрович, убил президента банка. Похоже, ты ночью становишься опасным маньяком. Григорий, прошу тебя, пойди сам к психиатрам и все расскажи. Это ведь в твоих интересах.