инт.: Об этом больше никто не упоминает, ни словом.
г-н ода: Не стоит вам слушать других. Это вот что мы говорим, что я вам сейчас говорю, – вот вам кое-что, что вам пригодится. Вот о чем мы говорим.
инт.: Понимаю. Вы уже говорили об этом.
г-н ода: Должно быть, другие не могли это заметить, но я-то всегда. Я всегда мог заметить, что он собирается сделать глупость. Он становился весь синий, такой, каким я его помнил по младенчеству. Как будто его душат, но ничего подобного, и тогда знаешь, просто знаешь: сейчас он сделает то, о чем все пожалеют. И тут он это делал. Конечно, он и прощения никогда не просил потом. Он что-нибудь такое проделывал, вот, например, забывал со мной поздороваться, когда я приходил. Я просто смотрел на него пристально, смотрел и ждал, и чем дольше я смотрел, тем лучше видел, как в нем накапливается это самое. И тогда, вместо того, чтобы сказать хоть что-нибудь, хоть что-то, он просто вскакивал и выбегал за дверь. И Дзиро тоже выбегал. Что бы он ни проделывал, Дзиро проделывал то же самое. Правда, у Дзиро не хватало соображения, а у Оды иногда хватало. Хотя теперь сложно сказать, кто из них хуже кончил.
инт.: Вы сердитесь на Дзиро за какой-то его поступок?
г-н ода: Вы сюда приезжаете, и кажется, будто вы намерены что-то исправить, но либо то, что поломалось, – часть чего-то, чего больше нет, либо вы ничего толкового не делаете с тем, что пока цело. Не знаю, зачем я пришел вести с вами разговоры.
инт.: Пожалуйста, позвольте мне просто задать вам несколько вопросов. Вы как-то сказали, после несчастного случая, когда вы лежали в больнице, вы сказали…
г-н ода: Это выдумка моей жены. В больнице я не лежал. Ничего такого не знаю. Это она такое иногда говорит. С чего только взяла, не знаю.
инт.: Хорошо. Итак… Говорят, что вы запретили всем родным навещать Сотацу и говорить о нем. Что вы сильно рассердились на Сотацу и больше не хотели, чтобы он был членом вашей семьи, что вы четко велели дочери, жене и сыну не разговаривать с ним и не навещать его. Это правда?
г-н ода: Я думаю, вы не… я думаю, я дум…
[От инт. Тут г-н Ода встал и в крайней растерянности направился из двора на улицу, иногда останавливаясь, чтобы сказать мне, что мне не следует разговаривать с его женой, сыном и дочерью, что его сыну нельзя верить, что он не понимает, зачем я вообще приехал. Я извинился перед ним за доставленное беспокойство и сказал, что воспользуюсь его свидетельством точно так же, как и любыми другими свидетельствами, которые мне удастся собрать, потому что хочу воссоздать целостную картину. Он сказал, что эта идея никуда не годится, что ничего целостного нет, что мне лучше уехать отсюда.]