Я написал несколько писем знакомым в своей родной стране. Безуспешно пробовал читать два совершенно разных романа. Ел в ресторанах – в нескольких, разных, непременно хороших, заказывая то слишком много еды, то слишком мало.
В поисках пути, который вывел бы меня из моих бед, я ступил на путь, который завел меня в беды других людей, в том числе давно умерших, и теперь я пытался вернуться обратно через их беды, словно мы, люди-человеки, хоть изредка способны учиться друг у друга. Просто докопаться, что случилось с Одой Сотацу, – вот главное. И всегда было главным. Но если, докопавшись до этого, я смогу проникнуть чуть поглубже…
Наконец, спустя две недели, я снова пришел в квартиру Дзоо. Почему-то не ожидал застать там Дзоо, но она находилась там. Войдя в подъезд, первым делом заметил – моего письма в ящике больше нет. Подумал: значит, прочитала. Поднялся по лестнице. Когда она открыла мне дверь, листок был у нее в руке.
Входите, сказала она.
Ее лицо стало ласковее, чем раньше. Не знаю, завоевал ли я ее доверие. Ее лицо стало ласковее, но эта ласковость в каком-то смысле еще сильнее подчеркнула трудности, взваленные на нее жизнью. В ней была суровость людей, чья жизнь проходит под открытым небом, на вечном солнцепеке: такой вид бывает у батраков с ферм или у музыкантов с Аппалачских гор. Я всегда был неравнодушен к таким лицам, всегда думал, что было бы неплохо самому обзавестись таким лицом. Наверно, оно нарастет поверх твоего, когда как следует намыкаешься. Но в ту минуту я даже не думал обо всем этом. А подумал я в ту минуту: мое письмо – в ее руке. Мне жадно хотелось услышать, что она скажет: о ситуации, в которой я оказался, об Оде Сотацу, о Какудзо. Вот она, передо мной: во мгновение ока я сделал огромный шаг к тому, чтобы написать книгу, которую мне так хочется написать, к розыску материала, без которого было бы никак невозможно поведать эту историю.
Но первое, что она сделала, – отошла к окну, села. И показала мне жестом, чтобы я последовал ее примеру.
Давайте пока не будем ничего говорить, сказала она.
Какое-то время мы просто сидели. Сквозь пол до меня доносились звуки из квартиры ниже этажом. Солнце закатилось за какую-то другую часть здания. В квартире Дзоо неуклонно становилось все темнее, пока наконец Дзоо не оказалась перед необходимостью либо включить лампу, либо не делать ничего тогда останемся сидеть вместе во мраке.
Я смотрел на ее лицо на свету и пытался разглядеть девушку, которая навещала Сотацу, которая жила с Какудзо. Постепенно у меня появилось ощущение, что я могу ее разглядеть. Она посмотрела на меня и сказала: