Они не знали, что это такое, а потому то, кто такая я, для них, должно быть, ничего не значило. Я ушла и только потом узнала, что Сотацу забрали. Он был за решеткой. Он был Виновник Исчезновений в Нарито. Я как-то внезапно просидела весь день дома, а когда наступил вечер, мы с Какудзо пошли, взяли какой-то еды. Ну как, сработает? Сработает? – спрашивал вновь и вновь Какудзо. В ресторане было включено радио. Вот так мы и услышали весть.
++
Наверно, для того чтобы что-то сказать, люди изобретают простые способы или заранее их знают, но я всегда шла окольным путем. Мать всегда меня подкалывала. Ты каждый раз идешь окольным путем. Так и есть. Я иду окольным путем. Когда Сотацу был в тюрьме, я однажды пошла его навестить. В комнате с Какудзо для меня что-то переменилось, и я почувствовала, что сделалась вся холодная, пустая, как вымытая бутылка. Но в тюрьме я почувствовала себя молодой. Я понятия не имела, что я такое. Задала этот вопрос самой себе. Сказала: Дзоо, что ты вообще такое? Сказала, пока шла по коридору, и, честно-честно, я совершенно не представляла себе, что же я такое.
Когда я подошла к его камере, он сидел лицом к стене. Сотацу, сказала я, это твоя Дзоо. В эту минуту мы шагнули в старинную сказку. Он посмотрел на меня, посмотрел так, словно я его воспламенила, словно он был фигурой, которую я подожгла на празднике. Он понял, что значит все это. Я поняла, что значит все это. Сказала: я каждый день буду приходить сюда. У нас есть новая жизнь.
Если кое-кто говорит: чтобы влюбиться, мужчине и женщине надо жить бок о бок, или видеться, или хотя бы жить в одно время, что ж… он заблуждается. Великий любящий ведет жизнь, которая подготавливает его к его любви. Она прихорашивается год за годом, без тени надежды, но безотлучно остается в самой глухой глуши мира. Он спит внутри собственного сердца. Она сушит себе волосы собственным плачем и умывается именами, именами и именами. А потом однажды до него, до нее, доносится имя любимой, любимого, и все равно это пока ничего не значит. Она может увидеть любимого, и это тоже ничего не значит. Но где-то вдали колесо крутится на тонкой ступице, и это имя, этот образ становятся осязаемыми, словно они из камня. И тогда он, где бы он ни был, говорит: я знаю, как зовут мою любимую, и зовут ее… Или: я знаю мою любимую в лицо, и она – вон там! И он возвращается в место, где она увидела его, и она опустошает себя – оставляет от себя что-то вроде водной глади, которая под тобой и мимо тебя, которая вдали от тебя и окружает тебя, пальцем пошевели – уже сумеешь дотронуться и растрогать. И так начинается великая любовь, каждый раз. Я могу вам это сказать, потому что была великой любовью. У меня была великая любовь. Я через это прошла.