Ласточкин колесил с шоу по стране четыре года, побывал даже в дальнем зарубежье и придумал несколько световых эффектов. А потом с огнем и Тимировым расстался — тема исчерпала себя. Он возмужал и определился с выбором профессии. «Романтический авантюрист» — именно так назвала амплуа Остапа Бендера мать Коли, задумавшая, но так и не осуществившая кукольную инсценировку «Двенадцати стульев». Николай взялся проиграть спектакль в новой реальности — в спешно капитализировавшейся России.
Задача состояла не столько в том, чтобы умыкнуть солидный куш, тупо и жестоко, как делали это направо и налево мало-мальски приобщенные к «кормушке» граждане — от местных хапуг до народных депутатов. Амплуа романтического авантюриста требовало элегантного, артистичного обыгрывания этих самых хапуг и перераспределения благ. Конечно, не совсем Робин Гуд, но и не Корейко.
Навар от первой операции под кодовым названием «Отбери ворованное» Ласточкин задумал перевести инкогнито на счет инвалидов Чечни. Но, зная о нечистых на руку благотворительных фондах, сделал проще: подогнал к подмосковному госпиталю для пожизненно прикованных к койкам инвалидов грузовик с компьютерами, теплыми вещами, едой и самолично раздал кому что было надо.
Приехав как-то в Самару навестить отца, он узнал о конкурсе двойников. Дело в том, что талант имитации и подражания, передавшийся Ласточкину, видимо, по наследству от матери, составил ему некоего рода известность в кругу друзей. Он умел изображать звезд шоу-бизнеса, отменно двигался, танцевал, но пел только под фонограмму. И хотя музыкальный дар у Ласточкина начисто отсутствовал, ему не раз говорили, что он похож на Тимирова. Однако никто не предполагал, что до такой, совершенно двойниковой степени, если слегка завьет волосы и выкрасит их в темный цвет. Именно это Николай и сделал, отправляясь на конкурс двойников, а профессиональные визажисты подчеркнули гримом разрез глаз и рисунок подбородка.
Что его тогда заставило вылезти на сцену в каком-то идиотском конкурсе? Если честно — возможность хоть на мгновение перевоплотиться в Тимирова, к которому он испытывал сложные чувства, включавшие и восхищение, и отвращение, и наверняка зависть. Хотя в наличии зависти Ласточкин себе признаваться не хотел. Он пел «Миледи», перевоплотившись в Кинга. Он двигался, сбрасывал пиджак, кидался в публику с распахнутыми, как для объятий, руками точно так же, как это делал знаменитый певец. И зал неистовствовал, а у выхода его ждали поклонницы Тимирова, мгновенно влюбившиеся в двойника. Глупые, глупые девчонки.