— Да, сэр, — отвечаю я.
— Мадам Кюрьо хочет тебя видеть.
Выражение лица мисс Флорет становится кислым, как забродившее молоко, но никто не может возражать вызовам Мадам. Хотя я могу догадаться, почему она хочет меня видеть, и это заставляет мой желудок сжаться.
— Прошу прощения, — говорю я мисс Флорет. Я дарю девушке Дома, как я надеюсь, одобрительную улыбку и следую за Биллингсом в коридор.
— Мне очень жаль забирать вас с демонстрации, — говорит Биллингс. Бьюсь об заклад, он хочет быть на моем месте. Биллингс печально известен за свою похотливость, особенно с Девушками Дома.
— Даже не думайте, — говорю я. — Мы не должны заставлять Мадам ждать.
Правило Дома № 1: Никогда не заставляйте Мадам ждать.
* * *
Ее офис находится в другом здании.
Яркие солнечные октябрьские лучи сияют сквозь деревья и сверкают на поверхности пруда, когда мы проходим мимо. Посреди дорожек гравия разбросаны здания из красного кирпича, некоторые с плющом, ползущим по стенам, другие с каменными ступенями, ведущими к полированным дубовым дверям. Можно практически представить, что это всего лишь простая школа-интернат для мальчиков. Но ее внутренности прогнили.
Офис Мадам находится в здании, наиболее близком к входным золотым воротам компаньонского дома. Дверь здесь бледно-зеленая с венком осенних листьев на ней — кольцо бордового, оранжевого и тусклого желтого. Биллингс стучит, и дворецкий мадам, Старый Уайт, открывает.
— Мистер Локвуд, как было приказано, — говорит Биллингс с презрением. Биллингс уже давно завидует роли Старого Уайта в доме Мадам. Ему не нравится, что изо всех людей Мадам с огромным доверием полагается на простого слугу. Наверное, это единственное качество Мадам, которое мне нравится.
Старый Уайт едва смотрит на Биллингса.
— Вам сюда, молодой человек, — говорит он, и я могу оставить Биллингса позади и пройти по коридору с зеленой ковровой дорожкой к кабинету Мадам. Уж лучше идти по этому коридору. Когда Старый Уайт поднимает вас наверх, ну… это встреча совершенно другого сорта.
Никто не знает истинного имени Старого Уайта. Он старый и белый, с морщинистыми руками, ярко-голубыми глазами и широкой, теплой улыбкой, которую он редко использует. Его голова выбрита, и он всегда носит один и тот же выполненный в строгом стиле двубортный костюм. Он стучит в дверь офиса Мадам.
— Войдите, — говорит она изнутри. Голос Мадам умеет быть одновременно сладким и острым.
— Эш Локвуд, — говорит Старый Уайт, вводя меня внутрь.
— Спасибо, Уайт, — отвечает Мадам. — На этом всё.
Мадам, должно быть, уже за 50, хотя у нее были процедуры, чтобы ее реальный возраст невозможно было угадать — подтяжка здесь, подкладка там. Она всегда носит плотно облегающие платья, которые подчеркивают ее пышную грудь, а волосы и макияж безупречны. Сегодня на ней синий бархат и колье из бриллиантов. Одно только ожерелье стоило, по крайней мере, моей годовой зарплаты. Я всегда задавался вопросом, не начинала ли Мадам с работы в публичных домах Ряда, захудалой улицы, полной обычных проституток, наркоманов и воров. И теперь она делает всё возможное, чтобы стереть эту часть своей жизни.