Да, но «Игра престолов»-то тут причем? По циклу «Песнь льда и пламени» об уже упомянутом выше бастарде Джоне Сноу мы знаем как раз ровно противоположное: он не рыцарь и вообще «не бог, не царь и не герой», а какой-то там стюард Ночного дозора. А вот здесь и начинается самое любопытное. Да, поначалу с Дозором и черными братьями у него не заладилось: конфликты на почве самомнения и самолюбия, всяческие очень чувствительные для гордости испытания, помноженные на заносчивую юношескую обиду на судьбу… Но если вспомнить самый первый романный эпизод с участием Джона, которого мы видим глазами младшего брата, Брана, то в этой символической сцене (что прежде других явилась Мартину и поманила в мир Семи королевств) каждый из воспитанников Нэда Старка ведет себя соответственно собственному характеру и пониманию мира. Теон Грейджой с улыбкой пинает голову казненного дезертира, сам Бран стремится выглядеть достойно для своих лет, а Джон находит способ уговорить лорда Эддарда пощадить лютоволчат, при этом жертвуя своими правами на обладание живым гербом дома Старков. Оба эти действия: спасение слабого и самопожертвование, как сейчас модно выражаться, становятся для фактически еще подростка жизненной стратегией. Хотя, возможно, и несколько вынужденно, поскольку никаких других продуктивных стратегий Джоново чувство долга, чести, а также его нешуточные амбиции, с одной стороны, и темное происхождение и свара в Королевской гавани, с другой, ему не оставляют.
Братья Ночного дозора, рекруты, сир Аллисер Торне, лорд-командующий как будто бы сговорились испытывать ладно бы только воинскую сноровку, но душевные силы, терпение и прочие человеческие качества Джона Сноу. Они последовательно (и весьма жесткими методами) ведут его от формулы «они ненавидят меня, потому что я лучше их» (чистая правда, Джон, но правда избалованного инфанта) — к формуле «какими бы они ни были, они — мои братья» (недурной лайфхак для адаптации во враждебной среде, позволяющий все-таки построить отношения с сослуживцами). Можно, конечно, вспомнить целый ряд евангельских эпизодов, в которых Христос пьет и трапезничает с грешниками и проститутками, мздоимцами (мытарями), убийцами, исцеляет больных, снисходя буквально «во ад» — к прокаженным, параличным, нищим и прочим отчаянным маргиналам. Вызывая при этом едва ли не шок в респектабельной религиозной публике. Можно заглянуть в шекспировскую хронику «Генрих IV» (обе части) и насладиться тем, как наследный принц английского престола задорно позорит титул, отца-короля и весь двор, обретаясь в кабаке мистрисс Куикли в компании толстяка, вруна и выпивохи Фальстафа, а также вовсе не благородных девиц и юношей подозрительного поведения. С целью практического познания человеческой натуры и собственного народа — и не гнушаясь никакими из предъявляемых многообразных проявлений (а по мере сил даже ограждая Фальстафа от оных).