Апогеем сериального восхваления глупости становится сцена переговоров в Драконьей яме, когда упертая старковская честность Джона в вопросах верности данному слову приводит к срыву военного союза с Серсеей и вызывает вполне закономерное возмущение всей таргариеновской коалиции: от стратега Тириона до самой порядком влюбленной, но не потерявшей же остатки разума Дейнерис. Зато, с другой стороны, тому же Тириону едва ли не впервые за весь 7-й сезон предоставляется возможность блеснуть талантами парламентера и даже немного пожертвовать собой (ну не все же Джону этим заниматься, другим, как выясняется, тоже иногда охота попробовать.) А с третьей стороны, никого, вероятно, уже не удивит, что, отказываясь от требуемого Серсеей военного нейтралитета, король Севера использует формулу из Нагорной проповеди. По-английски и по-русски идентично: «Не можете служить двум господам» — «Я не могу служить двум госпожам королевам». Это, само собой, такое же случайное совпадение, как и прочие визуальные, числовые и словесные отсылки к евангельскому сюжету — где, собственно, Вестерос и где Христос? И тем не менее, случайность — это вариант еще не разоблаченной закономерности.
При всем том дурной(?) пример Сноу оказывается заразительным. Ну вот буквально только что Джейме Ланнистер с чувством обозвал его идиотом («dolt»), как следом со скандалом порывает (наконец-то!) с Серсеей ради данной Джону и КО клятвы. Про то, что Джейме — «глупейший из Ланнистеров», собственно, его родне известно было всегда, но чтобы так вот откровенно и, главное, по образу и подобию представителя злейших врагов — Старков… Есть, конечно, рабочая версия, что в идеале Джон Сноу, в соответствии с архетипом, пробуждает в людях все самое сокровенное (доброе или же злое — зависит от конкретного человека: видит же он в Дейнерис ее «доброе сердце» помимо прочих пышных форм), но звучит как-то неправдоподобно для «беспринципного» и аплодирующего идее войны всех против всех Вестероса. Если бы не отъезд Джейме из столицы в одежде простого странствующего рыцаря. Не иначе, за новой жизнью.
Другого «плохиша» Вестероса, Теона Грейджоя, пафосная речь Сноу восхищает настолько, что он аж стыдливо просит Джона списать слова. Еще заодно и о прощении просит, чтобы уж два раза не вставать. И как-то становится сразу понятным, что речь идет не о прощении юридическом (хотя и здесь помиловать Теона за бесчинства и разгром Винтерфелла может только глава верховной власти Севера), но о жесте символическом, о практическом милосердии, которое позволяет Теону хотя бы попробовать изменить свою судьбу и обрести настоящего себя (как, в общем, и Джейме). Ощущение, что либо вестеросцы массово поглупели (и стране гораздо сильнее нашествия зомби грозит эпидемия глупости и острой формы «сноуизма», передающегося воздушно-капельным и словесно-деятельным путем), либо дважды «народный избранник» Сноу все-таки отражает (ну, как умеет) глубоко спрятанную, но все-таки еще живую тоску по добру и правде, которой в преддверии Апокалипсиса, признаемся, самое-самое время.