Да, той Доны, которая лежала когда-то в огромной кровати под балдахином в доме на Сент-Джеймс-стрит, прислушиваясь к возне двух спаниелей в корзинке на полу и глядя в распахнутое окно, за которым в тяжелом, душном воздухе раздавались крики мастеровых и разносчиков, – той Доны больше не было.
Часы во дворе пробили четыре, и с последним их ударом Дона – не та, прежняя, а новая, преображенная Дона, в поношенном платье, приготовленном в подарок какой-нибудь крестьянке, в шали, наброшенной на плечи, и с узелком в руках – быстро сбежала по лестнице в зал, где, подняв над головой свечу, уже стоял Уильям.
– Пьер Блан ждет вас в лесу, миледи.
– Хорошо, Уильям.
– Я присмотрю за домом, миледи, и прослежу, чтобы Пру как следует заботилась о детях.
– Я на тебя полагаюсь, Уильям.
– Сегодня утром я сообщу слугам, что вы простудились и хотите несколько дней полежать в постели, а так как болезнь может оказаться заразной, детям и няне не следует вас пока навещать, – я один буду ухаживать за вами.
– Отлично, Уильям. Я думаю, что все пройдет как по маслу. Ты прирожденный лжец. С таким лицом, как у тебя, можно обмануть кого угодно.
– Я знаю, миледи. Женщины частенько говорят мне об этом.
– Да ты, оказывается, еще и отъявленный сердцеед. Просто страшно оставлять тебя здесь одного среди стольких ветреных особ.
– Клянусь, миледи, я буду с ними строг, как отец.
– Да, Уильям, пожалуйста, будь с ними построже. Особенно с Пру – она иногда любит лениться. Если что, можешь ее побранить.
– Непременно, миледи.
– И не позволяй мисс Генриетте болтать за столом.
– Да, миледи.
– А если мастер Джеймс потребует вторую порцию клубники…
– Он ее обязательно получит, миледи.
– Но только так, чтобы Пру не заметила. Где-нибудь у тебя в буфетной, после обеда, хорошо?
– Не волнуйтесь, миледи, все будет в порядке.
– Ну, мне пора. Может быть, пойдешь со мной?
– Увы, миледи, мой организм не приспособлен к длительному пребыванию на море и к сражению с бурной морской стихией.
– Ты хочешь сказать, что от качки тебя мутит?
– Вы как нельзя лучше выразили мою мысль, миледи. И раз уж речь зашла о моем прискорбном недуге, позвольте предложить вам вот эту коробочку с пилюлями. Они нередко выручали меня в прошлом; может быть, и для вас окажутся полезными.
– Спасибо, Уильям, ты очень заботлив. Давай сюда свои пилюли, я положу их в узелок. Видишь ли, мы с твоим хозяином поспорили. Он утверждает, что я в конце концов поддамся, а я говорю, что нет. Как ты думаешь, кто из нас прав?
– Простите, миледи, я что-то не понял: поддадитесь кому?
– Не кому, а чему, Уильям. Бурной морской стихии, разумеется.