Однажды ночью я проснулся оттого, что все в избе кричали и суетились, наша собака выла и лаяла, корова громко мычала. Я вначале ничего не понимал. Петя выскочил с горящей головешкой за дверь и сразу же вбежал обратно. Валя объяснила мне, что волки лезут во времянку, в которой жили корова с теленком, свинья и собака.
Братья выбегали еще несколько раз с горящими головешками. Миша уверял, что попал головешкой в одного волка. Во всяком случае, мычание стихло, собака успокоилась, хотя периодически всё еще лаяла. Никто не спал — ждали утра. Когда стало светло, все большие пошли смотреть, что с коровой. Я тоже захотел пойти к корове. Миша замотал меня в мамину шаль, вынес из избы и посадил на плечо.
Вначале я задохнулся от холода и начал кашлять. Миша закрыл мне рот шалью, и я смог дышать. Все мы толпились у коровника и рассматривали волчьи следы. Наша мазанка, как и коровник, со стороны холма была заметена снегом по самую крышу, на которой тоже были следы: видно, волки пытались разгрести крышу коровника. Но больше всего меня поразил вид с нашего холма. Всё было белым-бело, насколько хватал глаз. Из труб домов далеко внизу валили столбы дыма. За горой вставало солнце, и снег сверкал яркими искрами.
Никаких других картинок этой зимы в памяти нет. Много позже я узнал, что меня не выводили на улицу, потому что не было ни одежды, ни обуви для зимы. Миша ушел, и я очень скучал по нему. Сеня тоже ушел. Ему исполнилось пятнадцать лет, он начал работать помощником кочегара на паровозе и жил где-то в городе.
Наступило лето 1944 года. Я уже бегал по огороду, но на проходящую рядом дорогу мне выходить одному не разрешалось. Я проводил много времени в огороде вместе со всеми — на прополке, окучивании. Когда начинали прореживать, мне давали тонкие хвостики морковки и редиски, которые я мог поедать в огромных количествах. Потом начали наливаться горох и бобы. Стручки молочного гороха вкуснее сахара. Меня было трудно вытащить из огорода.
Мы ходили часто по воду к роднику. Воды для полива требовалось много, и старшие носили ее в ведрах на коромысле. Мне этот поход казался далеким, хотя всей дороги вряд ли было больше двухсот метров. Я тоже носил воду в котелке и часто расплескивал его почти досуха.
Ходили под гору на речку Щедруха, которая была видна от нашей мазанки. Вернее сказать, виден был мост, а сама речка протекала среди кустов, и ее не было видно, пока не подойдешь к ней вплотную. Даже я мог перейти ее вброд по каменистому перекату. Там мы периодически часто лежали в воде. Возможно, в ней и были глубокие места, но я не помню, чтобы кто-то из моих братьев и сестер плавал. Домой меня несли по очереди на плечах Петя или Аня, так как идти в гору долго я не мог. Но всё-таки моим любимым местом был огород. На речке кусались комары и оводы.