Акиму она тоже нравится, впрочем, она всем нравится. Многие казаки как пропустят пару стопок, идут к прилавку поговорить с ней. Поговорить с ней можно, а договориться нет. Для этого в чайной десяток мелких и неказистых китаянок есть. Нет, и среди них есть ничего себе, интересные, но с Юнь не сравнится никто.
— Да, — соглашается Аким, поглядев на красавицу за прилавком, — хороша.
— Ивлев пьяный был, говорил, что уговорил её, — шепчет Юра.
— Брешет, — не верит Аким.
— Говорит, что за рубль согласилась к нему на выгон приехать, на ночь.
— За рубль? — тут Саблин уже не был так уверен, что Ивлев врёт.
— Может поговорим с ней, может согласиться? — продолжает Червоненко.
Аким смотри на Юру и взгляд его так и говорит: ополоумел ты, Червоненко? Рубль серебра! Да Акиму месяц из болота не вылезать, таскать рыбу с утра до ночи за рубль!
— Так вдвоём рубль предложим, по пол рубля не так жалко, — поясняет Червоненко.
Аким смотрит то на него, то на Юнь, то они оба на неё смотрят. Она ловит их взгляды, улыбается им. Как-то всё неловко выходит.
— Нет, — наконец произносит Саблин, всё это конечно интересно, и деньга у него в загашнике имелась припрятанная, но нет. Дорого, и это ещё не главное, главное — ещё и до Насти могло всё дойти, в станице разве что, от кого-то скроешь? Он даже представить не мог, что бы было? — Нет. Дорого.
— Не боец, — разочарованно говорит Юра и машет на друга рукой, берёт фаянсовую чашку.
— У меня Настя не хуже, — отвечает Аким и тоже берёт свою.
— Это да, с этим не поспоришь, Настя твоя хороша, — соглашается Червоненко, — ну тогда за Настю.
Они чокаются, выпивают и расходятся по домам.
Солнце к земле покатилось, от болота полетела мошка. Аким застегнул пыльник и на «молнию», и на пуговицы, надел очки, плотно затянул капюшон, перчатки натянул. Ни сантиметра кожи этой мерзости оставлять нельзя — изгрызёт. Руками от неё не отмашешься — три десятка укусов и отёк. От мошки только КХЗ спасает. А пока края перчаток в рукава, чтобы щелей не было, рукава на шнурках, шнурки затянуть. Отёк — температура, слабость. И всё в рейд другой пойдёт. С мошкой шутки плохи. Да тут, у болот, со всем шутки плохи. Просто он привык к этому всему с детства. Вроде и не страшно жить, если с детства тут живёшь.
Он приехал домой и обрадовался, вспомнил, что Яшку, сына Ивана Зеленчука, на ужин позвал. Он уже пришёл. Не так Настя злиться будет.
Мать Яшки, Мария, баба была справная, как муж Иван погиб, так через шесть месяцев траура старики велели ей замуж идти, казацкому роду не должно быть переводу. Общество дало ей приданое, и муж нашёлся сразу. Максим казак был добрый, вдовый, Аким знал его, он служил в первом взводе его сотни. С Марией у них не сразу, но сложилось, а вот с Яковом у Максима не заладилось. И тут Аким винил не отчима, а самого Яшку. Яков вырос балаболом и бездельником. Вечный участник всяких свар и драк на посиделках, куда заваливался пьяный. Ни в болото ходить, ни в степь на промысел не хотел. Якшался с такими же оболтусами да ещё стал водиться с пришлыми людьми, которые селились в станице и даже с китайцами.