Он сталкивает лодку в воду, залезает в неё, садится на «руль» и запускает мотор. Компрессор привычно засипел, щёлкнула рэлюха…
И ничего не произошло.
— Ну? Чего ты? — спрашивает у мотора Саблин.
Мотор не его, может быть капризный какой. Он снова включает двигатель, снова компрессор срабатывает, топливо давит, реле работает, а генератор не схватывает.
Аким встаёт, заглядывает на мотор с воды. Зараза!
Коробка генератора разбита. Разнесена в клочья пулей. Обмотка клочьями висит. Возможно, что пулю выпустил сам Аким, когда поливал из винтовки место, где прятался Фёдор. Нет, конечно, по лодке Саблин попасть не мог. Видно срикошетило. О других вариантах ему думать даже не хотелось. Он достал весло. Бог с ним, на его лодке мотор в порядке, переставить моторы — дело десяти минут. С больной рукой — пятнадцать. Хотя, даже грести с больной рукой и то непросто. Ну да ничего, справится. Он из казаков, из пластунов. Всю жизнь на болоте, сызмальства с этими моторами. Ничего. Ничего. Вот только голова бы не гудела так.
А для этого… Он видит на дне не распакованную аптечку. То, что надо. Теперь всё у него получится.
И опять он караем глаза замечает движение на своём острове. Он кидает весло, падает на дно лодки, тянет к себе «Тэшку», проверяет магазин. Полный. Сейчас он мишень — лучше не придумаешь. Но никто не стреляет, Аким приподнимает голову над бортом, глядит на свой остров, на кусты, на камни, на разбитую лодку, в которой Юра, на тело радиста Шинкоренко. Ничего, никакого движения.
Саблин садится, и за два десятка гребков пересекает протоку. Быстро выбирается из лодки на своём острове. Хоть рука и плохо слушается, хоть голова раскалывется, он знает, он уверен — нужно торопиться. Он начинает переливать воду, перебрасывать вещи из угробленной лодки Васи Кузьмина в лодку Фёдора Верёвки. А с ним что-то происходит. Волны в голове всё тяжелее и тяжелее, и откатываются с каждым разом все хуже и хуже. В Васиной лодке десятикилограммовый брикет тротила, так он его два раза пытался взять, а пальцы как ватные, не держат. Десять килограмм. Сказать кому — засмеют. В броне и выкладке, да с боеприпасом и минами пластун, бывает и пятьдесят на себе тащит. А тут десять! И не поднять. Пришлось постоять немного, собраться с силами. Кое-как взял, закинул в неломаную лодку. Так потом отдышаться не мог минуту. А волны в голове гуляют, словно по воде в сильный ветер. Такая волна, с непонятной дрожью в крестце рождается, и катит вверх по хребту, как по протоке, ширясь и усиливаясь. А как до затылка докатывает — так фонтан, взрыв. Его передёргивает, словно от озноба, хочется виски сдавить руками с боков — страшно, что голова треснет. И глаза вдавить обратно, иначе вывалятся.