Толстая медсестра сделала укол, протёрла плечо ему ватой и спросила:
— Саблин, ты в столовую пойдёшь или тебе сюда принести?
Он не ответил сразу, вроде и надоело уже в палате одному сидеть, но в столовую общую он что-то не хотел идти. Там казаки будут коситься, бабы шептаться начнут. А ещё попросят рассказать, что на антенне произошло, нет, не хотелось ему всего этого.
— Сюда принеси, Анна, — говорит он.
— Ох, ты и бирюк, Саблин, как с тобой Анастасия твоя живёт? — говорит медсестра, кидая использованный шприц в коробку для кипячения.
Этот бабий трёп он терпеть не мог, хотелось ей ответить что-нибудь грубое, да сдержался. Незамужняя она, чего её обижать, и так ей не сладко, спросил только:
— Если тяжело, могу и в столовую сходить.
— Лежи уж, бирюк, принесу сюда. Вот нелюдимый человек какой.
Аким хотел поудобнее сесть да книжку почитать какую-нибудь про старину из коммутатора, но тот ожил, звякнул неожиданно.
Номер неизвестный, семи нет ещё, кто в такую рань звонить может:
— Саблин, — сказал он, принимая вызов.
— Здорова, Саблин, — донеслось из динамика. — Не узнал?
— Никак нет, — ответил Аким.
— Мурзиков.
— Здорова, Вася.
Василий Мурзиков был соседом Саблина по участку, тыква у них вместе росла. Вася бы старше Акима и по возрасту, и по званию, но приятельские отношения позволяли им общаться на «ты»:
— Ты в госпитале ещё?
— Да, послезавтра выписывают, — сказал Саблин. Он почему-то насторожился, конечно, они приятели, но просто так Мурзиков никогда не звонил ему и не заезжал в гости.
— Я сегодня дежурный по полку, так что говорю тебе официально, как выпишешься, зайди в полк, в канцелярию.
Аким молчит, что-то недоброе шевельнулось в груди.
— Ты слышишь?
— Да, слышу-слышу, а что случилось?
— Вот ты, Саблин, вроде, взрослый человек, знаешь же, что по уставу я не могу тебе ничего говорить, а всё одно спрашиваешь, — говорит Мурзиков, а сам, видно, смеётся. — Ладно, не боись, ничего страшного не произошло, наоборот, радоваться можешь. И с тебя простава, помни, я тебе первый сообщил.
— А что ты мне сообщил-то? — недоумевал Аким.
— Придешь — узнаешь, всё, бывай.
— Ну, бывай.
Аким отключил коммутатор. Ему и есть расхотелось, хотя к завтраку он относился всегда серьёзно.
Толстуха Анна принесла поднос с едой.
Не то что бы еда больничная была невкусной, он любую ел, в болоте иногда и белых ракушек есть приходилось с голодухи по молодости. А они такая рвань, что едва в желудке удерживались, просто после звонка что-то разволновался он. К чему его в полк зовут. Да ещё официально дежурный приглашает. Разволнуешься тут.