Он с усмешкой слушал причитания своих станичников совсем недолго, ему показалось, что стало светлее. Он отодвинул щит и снова увидел тучи. Саранчи не было. Вернее, остались особи, но лишь дохлые и покалеченные. И было их на удивление мало. Весь тот ковёр из саранчи, что лежал тут ещё пять минут назад, улетел. А Саблин считал, что это всё дохлятина. А «дохлятина» поднялась и улетела почти вся. Он потрогал пальцем одну большую саранчу, что лежала на краю окопа, она казалась мёртвой. Сжалась вся, не шевелилась. А как только он прикоснулся к ней, ноги её как пружина разогнулись — раз! И насекомое улетело.
— Ишь ты, — он встал.
Положил щит на место, стал стряхивать дохлую саранчу с себя, почистил камеры, осмотрелся. Проверил дробовик на всякий случай. Чёрная туча насекомых улетала дальше на север. Аким, глядел ей в след, думал, что расскажет об этом Наталке, вот восторгов-то будет.
И тут же услышал звук, который очень не любил, очень.
В детстве они с мальчишками из станицы бегали играть в степь, хоть матери и пугали их белыми пауками, что укусит — и смерть, и сколопендрами, но они всё равно бегали от своих родных болот, за околицу, к барханам. Играли там в войну. И почему-то воевали не с китайцами, и не с переделанными, с которыми воевали их отцы, а с даргами, которых в болотах отродясь никто не видел. И в степи никого из них ни разу не укусил паук, и ни на кого не напала сколопендра. А вот осы, осы нападали на них неоднократно. Аким на всю жизнь запомнил укус это твари. Он привалился к бархану, прятался, сидел в засаде. Сидел без капюшона, чтобы слышать лучше. Когда ему в ухо кто-то подул и загудел негромко: «У-у-у».
Аким подумал, что к нему подобрался незаметно кто-то из ребят, и решил его схватить. Он обернулся и никого не увидел. Вернее, увидел осу, что зависла в десяти сантиметрах от его лица. Огромная, яркая, вся какая-то колючая и хищная. Он знал, что нельзя их злить, и если нет баллона с дихлофосом, лучше убежать. Но он немного испугался и ладонью маханул на осу, сбил её. Она свалилась на песок, но тут же взлетела снова и не раздумывая, полетела к его открытому лицу, не к пыльнику, не к перчатке, которой он её сбил, а именно к лицу. Он убрал, вернее, пытался убрать голову, но эта тварь, вцепилась в его респиратор и легко проколола его своим чёрным жалом. Акиму показалось, что его со всего маху ударили молотком по щеке. Да ещё и кипятка за этим плеснули. От дикой боли парень разозлился и схватил насекомое, сжал рукой, раздавил с хрустом. Но перед этим оно ещё раз успело вонзить жало и даже через перчатку ужалило его в руку.