Едва он смахнул осу, как прямо в лицо ему врезается, и опять со шлепком, огромная саранча. Она, шелестя крыльями, падет вниз, к ботинкам.
— Да что ж такое-то, — он брезгливо морщится и закрывает забрало от греха подальше.
Как хорошо с зарытым забралом. Привычно, как-то по-домашнему вспыхивает панорама. Камеры тут же калибруются, настраиваются сами. Все три: правая, левая «фронталки» и «затылок» готовы к работе. По краям панорамы поплыла информация. Всё как всегда, всё в порядке, все узлы работают, аккумуляторы заряжены и «хладогена» навалом. Последним на панораме появляется, всплывает прицел. Он совмещён с датчиками и дальномером на конце ствола дробовика. Компьютер всегда даёт верный угол, всегда верно покажет цель для стрельбы, через панораму целясь, даже ребёнок не промажет. Только надо привыкнуть поначалу к тому, что картечь не пуля. И жакан по-другому летит. Так к этому Аким привык ещё восемнадцать лет назад. Ещё в учебке приноровился.
Всё, он готов к бою. Только вот… с кем биться, с саранчой?
И тут в наушниках он слышит:
— Так и есть, это саранча летит, — подтверждает слова Сашки Каштенкова снайпер. — Ох, сколько там её, тучи! Края не видно.
Саблин сам смотрит на юг, и теперь камеры на шлеме доносят до него то, что глазами он бы не рассмотрел. Насколько хватает взгляда, от востока и до запада, от серых туч и до чёрных барханов, весь юг, всё закрывает чёрная пелена. Непроглядная, клубящаяся плотная. И движущаяся. И вся эта чернота стеной идёт, наваливается на север. Надвигается на него.
Он опять испугался, когда прямо на правую камеру его шлема прилетела саранча:
— Зараза, — Саблин смахивает её рукой со шлема, морщась от вида её отвратного брюха во всю панораму.
Но как только он её смахнул, тут же и на эту же камеру садиться новая саранча. Он снова смахивает насекомое. И как по велению, вся саранча, что была вокруг, спала или еле ползала, размокая в дожде, все эти насекомые стали прыгать в воздух и взлетать. Словно земля разом поднялась в воздух, Саблину стало темно, его словно порыв ветра качнул. Ничего было не разглядеть, руки вытянутой не видно, да и камеры были постоянно закрыты насекомыми. И лобовые, и затылочная, хорошо, что забрало закрыл. Он на ощупь, как в темноте, нашёл щит, поднял его и даже физически почувствовал, как на щит давят тысячи насекомых, как ветер давят, он словно стоял в потоке из саранчи.
Противостоял ему, пока не додумался присесть в свой узкий, каменный окопчик. Как присел, накрылся щитом и смог стряхнуть с головы насекомых, очистить камеры. Сразу стало как-то спокойнее, как-то легче. Теперь он стал слушать. И слушать был что. Коммутатор доносил до него, как казаки матерились, он такой паники от своих однополчан отродясь не слыхал. Аким даже засмеялся. Так смешно было слушать вопли проверенных в боях людей, которых до смерти пугает какой-то степной таракан с ногами и крыльями.