— Кофе будешь или чай? — По инерции в голове пронеслось: "Или снова откажешься?"
— Кофе давно не пил, — он сидел за столом, закинув ногу за ногу.
Снова молчание. От Грачевского пахло потом и немытыми ногами. "Молния" спортивной куртки расстегнута до середины, открывая на обозрение храм с куполами. Ширяева только сейчас обратила внимание, что на подъеме ноги у Грачевского вытатуировано какое-то слово. Она прищурилась и прочла: "Мои". Он поймал ее взгляд и перекинул ноги. На другой было написано: "Ноги". Мои ноги — очень здорово.
Чувствуя, что рассмеется, Валентина спросила:
— Зачем?
— Чтобы не украли. — Он улыбнулся, показывая золотые фиксы. — Лучше спросила бы, зачем я к тебе пришел.
— Давно кофе не пил — для меня этого достаточно.
— Смех смехом, однажды я ехал на пригородном поезде, в одном купе со мной мужик с бабой — не женатые, сожители, я сразу определил. Она его все салатом из банки угощала, а он: "Спасибо, спасибо, Наденька". Потом вдруг выдал, когда Наденька термос открыла и чай наливала: "Я кофе шесть лет не пил". Она спрашивает: "Почему?" А он развел руки в стороны: "Не было".
Грачевский посмотрел на улыбающуюся хозяйку и посерьезнел.
— Я к тебе с предложением пришел. Не знаю, что ты задумала, но одной тебе не справиться.
— Почему ты решил, что я одна? — она сняла чайник с плиты и разлила кипяток по бокалам.
Гость качнул головой и пожал плечами.
— Не знаю… Так берешь меня в помощники?.. Я видел только двух человек, но у тех на роже написано — бакланы, могут только наехать и морду набить, на большее не способны. А вот основные появились только в день убийства, я их не видел.
Валентина не стала задавать очередной вопрос. Не знала, будет ли права, предположив, что сосед может ответить: "Вину за собой чувствую" — или что-то еще. Действительно, одной ей тяжело, но какая помощь от Грачевского?
Она еще раз осмотрела его, задержав взгляд на татуированной груди, руках, короткой прическе, в очередной раз поймала его открытый бесцеремонный взгляд.
Пожалуй, дело может принять другой оборот. Меняясь в лучшую или худшую сторону — пока думать об этом рановато, — план Валентины приобретал масштабный характер.
Сощурившись, она посмотрела Грачевскому в глаза.
— Идет. Работа предстоит долгая и сложная. О том, что она опасная, старайся не думать — крепче спать будешь. Но только учти, Вова, слушаться будешь меня беспрекословно. Хоть раз отворотишь нос в сторону, и мы с тобой распрощаемся. Согласен?
Грачевский, кивая, усмехнулся: он в три часа ночи пришел с определенным предложением и вот сам же принимает его. Хотя нет, он просто соглашался на условия, поставленные Валентиной. Ему понравился взгляд женщины: хищный, мстительный.