Но она резко выдернула руку.
— Прошу вас, отойдите!
Она видела, как Саша привстал на постели, неловко потоптался на месте. И закричал, как безумный:
— Нина, Нина, Ни-ни-на! Ты ли?! Нина!
Все растерялись, пугливо переглядываясь. Ведущий хирург подошел к нему, положил ему руку на плечо.
— Чем вы взволнованы? Что с вами?
Но он небрежно оттолкнул его и, покачиваясь, как пьяный, пошел ей навстречу.
— Товарищи, друзья хорошие мои! Это моя жена! — И, подойдя к Аленцовой, неловко обнял ее и стал целовать. И вдруг смяк, пошатнулся и, схватившись за нее, сел тяжело на койку.
Корсаков бросился к нему, помог ему сесть, а сам смотрел на безмолвную и бледную Аленцову, ничего не понимая. Но, когда она обхватила его голову и прижалась к нему, гладя его по спине, приговаривая: «Саша, Саша! Ну, успокойся! Ну, что ты, Саша. Это я», Корсаков вдруг почувствовал себя безвольным и беспомощным, с трудом управляющим своим телом. Аленцова заметила его подавленность и, гладя мужа по голове, сказала Корсакову:
— Михаил Алексеевич, вам плохо? Что с вами? Присядьте!
— Нет, нет.
Было видно, как он с трудом брал себя в руки.
— Кто он? Чего ему надо?
Вот первые слова, которые она услышала от мужа, и все внутри будто оборвалось. Но, чтобы не привлекать внимания, сказала, обнимая его:
— Это врач нашего госпиталя.
Аленцова вглядывалась в лицо мужа и не находила в нем никаких изменений, кроме шрама на правой скуле и бледности, какая появляется у всех людей от долгого пребывания в больницах. Она поймала себя на мысли, что не испытывает того волнения, какое, представлялось ей, будет при встрече. Казалось, между ними не было разделившего их времени, что вызывает в людях болезненное ощущение разлуки, и будто расстались они только вчера.
— А ты, Нина, все хорошеешь и выглядишь, как в тот счастливый день, когда я с тобой познакомился. Помнишь?
Она кивнула ему. По лицу ее блуждала грустная улыбка.
Участники медицинской конференции ушли смотреть и слушать сообщения о новых успехах в лечении раненых. И ей хотелось быть там. В комнате, где он лежал, было всего две койки. Одна из них была пуста.
Вот встретились, не виделись почти полтора года, а ею овладело такое чувство безразличия, что вспомнить и говорить было не о чем.
Неловкость установившегося молчания разрядил вбежавший Кротов.
— Товарищ Аленцова, товарищ Аленцова. Оторвитесь на минуточку. Такой редкий случай операции вряд ли удастся вам увидеть. Пойдемте, — улыбаясь, приглашал он, кивая головой.
Вошла средних лет женщина с приветливым лицом, по-видимому, санитарка.