Миронов только сейчас увидел, что неподалеку от них стояли командир санитарной роты их полка и улыбающаяся цыганка.
— Да ты уже майор, Саша, — осматривала она его, держала за руки и старалась найти в нем что-то ей еще незнакомое. — А ты как здесь очутился?
Она чувствует, что голос ее срывается от волнения.
— Пойдем, Наташа, все расскажу.
— Товарищ майор, разрешите мне, — обращается она к своему начальнику. Тот, по-прежнему отчужденный, молча кивнул ей головой.
И когда они уже идут рядом, взявшись за руки, и бросают молчаливые взгляды друг на друга, доносится голос ее начальника:
— Не забудьте, Канашова, сегодня мы должны вернуться в часть.
Но Наташа даже не оборачивается, будто ее это не касается.
Сейчас ничего для нее больше не существует, кроме «Мирончика», как она ласково называла его в письмах.
— Ну и бука у тебя начальник, — говорит он. — Он, наверное, один раз в год улыбается, да и то сам себе, а не людям.
— Нет, нет, что ты, Сашенька! Он очень хороший человек. Он всегда почему-то сердится, когда видит около меня кого-нибудь из мужчин.
— И часто он сердится?
— Ах, Сашка, ты все такой же неисправимый. Опять за свои подколки. Ну если тебе так хочется — часто. Очень часто. — И Наташа, обхватив руками шею, целует его. — Не поцелуй тебя, сам не догадаешься.
Миронов видит, что цыганка и капитан стоят и смотрят в их сторону и тоже улыбаются. Цыганка и тут не может не созорничать. Она кричит:
— Девушка, не целуйте его так часто. С ним может быть плохо.
Миронова злит ее нахальство. Тоже взяли «кадр» в полк.
— А кто эта красавица? — спрашивает Наташа.
Миронов, не отвечая, только машет рукой.
— Ты расстроился? Признайся, стыдно, что я тебя целую при всех?
— Нет, что ты, Наташа! Я просто обалдел. До сих пор не верю, что ты.
— А мне ни чуточку не стыдно, — лукаво улыбается Наташа. — Пускай все, все смотрят. Я так счастлива. — Она обнимает его, закрывая глаза. — Ты же мой.
Миронов тоже улыбается и с силой сжимает ее.
— Ты медведь, Сашка! — говорит она, — Ты хочешь, чтобы я умерла в твоих объятиях?
— Нет, зачем же. Я хочу, чтобы ты только жила. И была всегда такой.
«Она такая же, — думает он, — как в первый вечер знакомства в полковом клубе. Веселая и озорная, острая на язык».
«Он такой же, — думает она, — смущается, как красная девица. Скромница — ни слова о себе и службе. Моему начальнику майору под шестьдесят, а он-то в двадцать майор. Я-то все у него выведаю, все узнаю».
Они падают оба в сухую траву и радуются, как дети, и смеются, и глядят, глядят друг на друга счастливые. И кажется, нет ничего: ни войны, ни опасности — ничего, а только над головой бездонная синь неба, шуршащий шорох леса, пшеничный запах волос Наташи, губы, пахнущие парным молоком, и ее частое прерывистое дыхание.