При этом любой американец имел право жить по световому дню, то есть в так называемом условно реальном времени. Мы по-прежнему могли существовать в согласии с восходами и заходами солнца, если нам так хотелось. Правда, автоматически возникал риск потери рабочего места – или необходимость уволиться по собственному желанию. Дети сторонников «реального времени» не могли посещать школу, так как выпадали из принятого обществом распорядка. Промедление с переходом на «время по часам» было подобно жизни в эвакуированном городе: здания и улицы еще есть, а горожане уже исчезли.
* * *
Так что мы восстановили часы, вернув на запястья браслеты с циферблатами и заменив в них батарейки. Я убрала книги с прикроватной тумбочки, чтобы видеть будильник с постели. Более того, достала дедушкин карманный хронометр и положила его на стол.
Новое времяисчисление запустили в два часа ночи с субботы на воскресенье, как переход на летнее время. Выбрали день, когда солнце вставало более или менее синхронно с часами. В тот период подобные относительно нормальные дни повторялись раз в несколько недель, как полнолуния. С каждыми прошедшими сутками несовпадение увеличивалось, но, несмотря ни на что, план осуществлялся.
Тем утром рассвело в семь часов две минуты. Воскресная газета шумно шлепнулась на дорогу. Папа сварил кофе и поджарил тосты. Солнце, как обычно, освещало дом с восточной стороны. Разницу мы почувствовали только на следующий день, когда вместе с часами полностью выпали из солнечного цикла.
– Это точно вредно для здоровья, – заявила растрепанная спросонья мама, кутаясь в зеленый банный халат.
Я сидела рядом во фланелевой пижаме и плела фенечку для Ханны – приближался ее день рождения.
– Это лучший из имеющихся печальных вариантов, – отозвался папа из-за стола.
Кошки увивались у ног, выпрашивая молоко. Тони мёл облезлым худым хвостом по моим коленям. Солнечные зайчики прыгали по кастрюлям на стене и металлической раковине.
– А какие другие печальные варианты? – поинтересовалась я.
Мама налила воду в поддоны двух молочно-белых орхидей на кухонном окне. С началом замедления она стала гораздо внимательней относиться к растениям, словно от их самочувствия зависело и наше существование. Хотя, возможно, причина была совершенно другой: красота сама по себе внушает надежду.
– Знаешь, что я думаю? Вся эта затея с часами просто бред сивой кобылы, – сказала мама.
Тони запрыгнул на столешницу, и я согнала его обратно на пол.
– Мы выживем, – сказал отец.
Он был врачом, полуночным спасителем новорожденных, поэтому привык работать и спать независимо от времени суток. За долгие годы практики его тело научилось игнорировать биологические ритмы.