– Я не волк, и ты не волчица, – Макс пытался сейчас вспомнить ту, прежнюю, парижскую Марусю. И не мог. Образ ушел, вытесненный другим. Жизнь есть жизнь, и никуда от этого не уйдешь. – Скажешь, «нет», я не обижусь. Настаивать не стану. Уйду и никогда не вернусь.
– Я опасный спутник.
– Знаю.
– Куда зовешь?
– В Коммуну.
– Сладко поешь, Макс. Но это будет большевистская Коммуна, ведь так?
– А никакой другой в нынешней России быть не может. Да и раньше… Максимализм хорош, когда подкреплен реальной силой, а ее ни у вас, ни у нас никогда не было. До раскола, возможно… Но ты же понимаешь, где Керенский с Савинковым и где мы с Яшей Фишманом. Одно слово, что и те, и те – эсеры. Но ведь и у эсдеков то же самое. Плеханов, Валентинов, Мартов и… наши – Троцкий с Ульяновым. В одну телегу впрячь не можно…
– Опасные вещи говоришь, Кравцов! Жить надоело?
– С тобой можно.
– Со мной… Что тебе известно?
– Я полагаю, что идея исходила от Свердлова и Прошьяна. Ошибаюсь?
– Нет. – Покачала головой Никифорова. – Не совсем. Идею, насколько я знаю, подал Саша Гольдберг. Ге. Он был…
– Я помню Ге. Он был анархистом. Его убили в Пятигорске, кажется, – Кравцов не помнил лица этого анархиста-коммуниста. Помнил имя и репутацию. И этого ему было достаточно.
– Саша обратился к вашим. Конкретно, к Прошьяну, а тот привел его к Якову.
– Заговор гривенника с полтинником, – усмехнулся Кравцов, представив себе, как договаривались анархисты, эсеры и большевики.
– Ну, не скажи! – возразила Мария. – Они друг друга давно знали, уважали, а момент был острый. Ты же помнишь, никто не мог поверить в такую удачу: победили, ну, надо же! А кольцо фронтов все туже. И чем все закончится, не мог знать никто. Большинство думали, что ничем хорошим.
– Ну, я где-то так и предполагал, – кивнул Макс. – А почему ты?
– Нестор настоял.
– Вот как! Нестор… – задумался Кравцов. – Впрочем, у Махно, возможно, на то свои резоны были… И вот все главные персонажи перешли в мир иной, и Свердлов, и Ге, и Прошьян с Махно… – Макс выбил трубку, постучав чашечкой о камень стены, и достал кисет. – Хочешь?
– Не надо. У меня свои есть. – Мария полезла куда-то за ворот кацавейки и достала пачку папирос. Папиросы были из новых, нэпманские.
– Богато живешь, – усмехнулся Кравцов и начал набивать трубку.
– Богато живут те товарищи, что паек от власти имеют.
– Так и ты будешь иметь…
– Маруся Никифорова? Бандитка и атаманша? Побойся бога, Кравцов!
– Нет, – покачал он головой в ответ. – Маруся повешена деникинской контрразведкой в Севастополе. И точка. Умерла так умерла, ее возвращать – резона нет. У тебя другое имя имеется?