– Я плохо себя чувствую, Офелия; не тревожь меня. Что касается королевы, то я не знаю ее мыслей. Она достойна того, чтобы быть женой короля; кем еще она должна быть? – Элнора закрыла глаза, махнула рукой и отослала меня прочь. Даже когда я предложила ей принести тонизирующий напиток, она лишь покачала головой и больше не сказала ни слова.
Считая, что искушенная Кристиана может понять поведение Гертруды, я спросила у нее, словно размышляя вслух, когда мы сидели за вышиванием:
– Как могла королева выйти замуж за брата своего покойного мужа?
Кристиана лишь с горечью рассмеялась.
– Как плохо ты знаешь мужчин и королеву, свою госпожу! – сказала она, словно обладала какими-то более глубокими познаниями, чем я. Но Кристиана не поделилась ими со мной, и я сомневалась, что она понимает больше меня.
Я все еще недоумевала, когда помогала Гертруде готовиться к свадьбе. Элнора непрерывно шмыгала носом, подгоняя платье Гертруды из серого атласа. Я не могла определить, что было причиной такого поведения старухи – чувства или больные глаза. Когда я закалывала в прическу королевы жемчужины и втирала румяна в ее бледные щеки, она сидела с бесстрастным лицом и избегала смотреть мне в глаза. Она была такой далекой, будто жила в своей стране горя, и я не посмела ее расспрашивать.
Свадебный пир выглядел имитацией праздника. Столы ломились под тяжестью оленины, жареной свинины, копченой рыбы и всевозможных овощей и соблазнительных фруктов. Полчища слуг, одетых в ярко-голубую ливрею нового короля, разносили кувшины с поссетом и разливали вино с пряностями в оловянные кубки с печатью Клавдия. Дамы и придворные надели свои лучшие шелка и украшения, музыканты играли на маленьких и больших барабанах и лютнях. Тем не менее, под красивыми нарядами многие держались сдержанно и прятали неодобрение, зато другие, напившись, становились громогласными и беспечными.
Гертруда улыбалась и танцевала со сдержанной грацией, но я видела, что она прячет боль в спокойных глазах. По отношению к своему новому мужу, королева выказывала покорное смирение, которого я раньше не замечала, а вот Клавдий двигался в танце с важным видом, напоминая гордого петуха-повелителя.
Гамлет стоял у входа в зал, вызывающе скрестив руки на груди. Он был один. От шапки до сапог, вся его одежда была угольно-черного цвета, и бледное, озабоченное лицо принца казалось испещренным морщинами. Своей одеждой и своим поведением он выражал презрение ко всякому веселью. Я видела, как он мрачно хмурится, и хотя он напоминал мне готовую вот-вот разразиться грозой тучу, я решила бросить вызов грозе и заговорить с ним.