— Да черт с ним! — отмахнулся Шакал. — Найти бы Бурлака. Вот сучонок, считай, всех сделал — и нас, и этих оборотней. Стоит за ним кто-то. А я кайф словил, когда хари этих ментов увидел. Перепуганы были, сучары. Никогда даже представить не мог, что с ментами в одной упряжке работать буду. Ну, работать на мента приходилось, — помнишь, один полковник бабу свою заказывал? А вот так, вместе с ними… Никогда не думал, что придется. Царица, стервоза, подвела нас к этому. А кто же ее убил? Не менты, это ясно. Мы тоже не трогали. Хотели все, а кто убил, неизвестно. Впрочем, на это наплевать, надо найти документы и взять за горло всю эту ментовскую кодлу. В Ростове у них, как видно, связей нет.
— А ты хочешь взять их за горло с помощью документов? — спросил Батька.
— А ты? Они же, когда получат свое, постараются убрать нас. Поэтому документы должны взять мы.
— Я думал про это. Но если мы их сдадим, они нас подставят.
— Им тюрьма страшнее, чем нам. К тому же мы готовы в любое время уйти, а они нет. Значит, преимущество на нашей стороне. К тому же они спасают свое положение, свою жизнь и то, что накопили. В конце концов они ведь предали страну, которую должны защищать. Мне противно слушать их базары, да и просто видеть их. Ведь если бы мы встретились…
— Я тоже хотел поговорить с тобой об этом, — перебил Батька. — Они предложили нам большие бабки, но когда бумаги получат, уберут нас. Ты прав, надо первыми найти Бурлака. Кстати, мне этот паренек нравится — сделал всех. Но он на кого-то работал. Надо обязательно выйти на него первыми.
— Ты веришь в наш союз с уголовниками? — спросил Остапов.
— Так же, как верю и в наш тройственный союз, — усмехнулся Говарский. — Каждый из нас хочет заполучить документы сам. И не только для того, чтобы обезопасить себя, а скорее для того, чтобы иметь рычаг давления на остальных. Согласись, что этого хочешь и ты. Я, например, просто мечтаю об этом.
— А мы не можем по-настоящему быть вместе? — немного помолчав, спросил Остапов.
— После того, что было, нет. Нам всем тогда хотелось владеть миром, каждый считал, что только он достоин всего, что мы смогли взять. После нищенской жизни в богатейшей державе мы все хотели для себя много и сразу. Поэтому и шли на все, что угодно, даже на преступления, даже на предательство той страны, которой давали присягу. И хорошо, что тогда мы разошлись без пролитой крови. Сейчас нас свел страх — всем придется платить за содеянное. И все-таки каждый из нас желает получить рычаги давления на остальных, при этом забывая, что воспользоваться документами никто из нас не сможет. Стоит одному попасть под следствие, он потащит остальных. Если мне удастся заполучить документы, я просто сожгу их и буду спать спокойно. Тех денег, что у меня есть, с лихвой хватит и мне, и вам, чтобы пожить в свое удовольствие. Поэтому мы теперь вместе и жмем руку киллеру и его крестному папочке. Но не стоит забывать о Мускаеве, нашем противнике. Он нашел Голина и отдал ему все, что смог взять у Падишаха, чтоб тот перевернулся в гробу!.. Мы поздно об этом узнали. Сухарев пытался заполучить документы, чтобы шантажировать каждого из нас, кретин! Но сейчас кто-то сумел выйти на документы. Я не могу понять — кто? Предположить, что это случайность, нельзя. Бурлаков удрал. Он не знал, что берет. Когда погиб его подельник, он подумал, что его убили. Меня бесит, что мы даже приблизительно не можем вычислить того, кто убил Царицу и кто нанял Бурлакова. Возможно, это один и тот же человек. Хотя зачем убивать Царицу? Чтобы подставить Шакала? Исключено. Чтобы попытаться вывести органы на Вайса? Зачем ему это понадобилось, если он взял документы? Непонятно. Очень плохо то, что в Ростовской области у нас нет связей. Вот и пришлось объединяться с бандитами. Они понимают, что, когда документы окажутся у нас, мы попытаемся их убрать. Подстраховаться Батька может, только записав один из наших разговоров. Поэтому я постоянно меняю место встречи, а мои люди проверяют всех на наличие «жучков». У них один шанс остаться живыми — взять документы первыми. И надо признать, у них шансов больше, и с этим пока придется мириться. Мы без них вообще ничего не сможем сделать. Правда, я кое-что предпринял, но сейчас думаю — не зря ли?