— Да. Будешь. Потому что я собираюсь сделать кое-что предельно ясное для тебя, Наташа Флорес.
Я проигнорировала то, как моя кожа покрылась мурашками, услышав, как он
произносит мое имя. Я догадывалась, что он просмотрит мое резюме, потому что мое имя
не всплывало ни во время инцидента с бананом, ни после.
— Я не хороший человек. Ты здесь не потому, что я хочу подружиться с тобой или
трахнуть тебя, — добавил он небрежно, как будто вместо этих слов предложил мне убрать
со стола. — Ты здесь, потому что ты мне не нравишься, и я с удовольствием заставлю тебя
уйти.
— Я действительно могу быть очаровательной, если вы дадите мне шанс, — сказала
я через настолько сжатое горло, что удивилась, что мой голос не был пронзительным
свистом. Несмотря на то, что он только что явно сказал, что не пытается переспать со
мной, услышав это из его рта, казалось, сделала фантазию, проигрывающую в моей
голове, еще более ясной. Это была не романтическая фантазия. Это было чисто
физическое, и я бы бросила вызов любой женщине не смотреть на Брюса Чемберсона, и не
иметь кое-каких опрометчивых мыслей про него. Это ничего не значило. Это была просто
химия и гормоны.
Он посмотрел на меня сверху вниз, не задерживаясь ни в одном из мест, где
предполагалось задержаться.
13
— Тогда скажи мне, стажер. Как именно ты планируешь очаровать меня? Твоим
трудолюбием? Твоей склонностью брать вещи, которые принадлежат другим людям, и
класть их в рот? Или ты думаешь, что соблазнишь меня?
Я выпрямилась. Я не могла его понять. В одну минуту мне казалось, что внутри у
него холодно и пусто. В следующую я была абсолютно уверена, что он дразнит меня.
Более того, я была уверена, что ему это нравится.
— Я не знала, что у роботов есть способность поддаваться соблазнению, —
выпалила я. — Вы уверенны, что я не могу просто потянуть за рычаг на вашей задней
панели?
В его яростном взгляде не было ничего роботизированного. Я сразу же пожалела о
том, что сказала, но я не могла забрать свои слова обратно. Они висели в тишине между
нами, болтаясь там, чтобы я могла смотреть на них со сжимающейся беспомощностью.
— Ты — отклонение, — просто сказал он, не обращая внимания на мою колкость. —
Моя способность справляться с отклонениями — это часть того, что делает меня
настолько хорошим в моей работе.
— Я нахожу это оскорбительным. Я думаю.
— Хорошо. Ты должна это делать. Теперь, — сказал он резко, как будто наша