Павлик понимал, что напрасно злится и пытается сорвать злость на ни в чем не повинном Исидоре. Действительно, откуда ему знать о том, что в Зачарованном лесу могут понадобиться собаки, обученные вынюхивать оборотней. Эро бы и сам в это не поверил ни за что в жизни, если бы не видел одного из них собственными глазами. Одну.
Проклятье! Как же все не вовремя, как же… И ведь пришлось оставить Соню в доме у родителей… Мама клялась не доставать ее, не трогать и близко даже к ней не подходить. Обиженным, между прочим, голосом клялась, словно у нее были причины обижаться. Но у Павлика с недавних времен возникли оправданные сомнения в непогрешимости собственной матери.
Брак этот дурацкий!
Нервным движением почесал левое плечо, боясь, что не выступившая до сих пор брачная татуировка все-таки проявится. И что он тогда скажет своей глупой рыжей волчице? Как станет объяснять ей то, что произошло?
— Хорошие у нас химики, — проворчал Таг, вырывая Павлика из его неуместных размышлений, — не хуже столичных.
Эро смущенно посмотрел на эльфа. Тот был старше его лет на пятнадцать, но по должностной лестнице стоял значительно ниже. Было заметно, что это изрядно злит гордеца, но он борется с собой. Ради чего? Чтобы быстрее расследовать смерть кузена? Или есть какие-то другие скрытые мотивы? И что вообще происходит в Зачарованном лесу, если даже Аугуста Нель корчила из себя неизвестно что и всем своим видом показывала, что не может говорить с ним, с ее «любимым маленьким Павликанчиком» так, как ей того хочется.
— Ты извини меня, Ис, — Пауль виновато посмотрел на эфора, — у меня просто дома… неприятности, вот я и срываюсь. Понимаю, что это не оправдание. Но все равно, извини.
Исидор Таг взял многозначительную паузу, а потом, словно преодолевая какой-то внутренний барьер, произнес:
— Жениться тебе надо. И все твои домашние неприятности пропадут в один миг, — задумчиво поднял глаза к небу и уточнил:
— Не. Не пропадут, но зато несколько поменяют тональность… — а потом вдруг без перехода спросил совершенно о другом:
— Слушай, а кто тебе сережки делал? Знатный мастер. Изумруд?
— Почему изумруд? Рубин… — рука привычно метнулась к правому уху, проверяя, на месте ли две миниатюрные рубиновые юлы, с которыми он не расставался с того дня, как получил их в подарок.
Сначала он просто носил серьги во внутреннем кармане жилета, а потом однажды они поменяли форму, превратившись из тонких женских висюлек, в маленькие мужские гвоздики.
— Приняли тебя за хозяина, — сообщила Юлка, когда он рассказал ей об этой метаморфозе.