Ну, не то чтобы страдать. Они были милы и заботливы. Диллинхель вежливо предложил мне воспользоваться их библиотекой и удивленно приподнял брови, когда взяла этот проклятый синий потрепанный томик. Примерно к двадцатой минуте чтения я поняла причины его удивления. Смутилась и устроилась в кресле так, чтобы эльфы не могли видеть мое смущенное и раздосадованное лицо.
Уже вторую страницу подряд сволочной пират расстегивал пуговицы. Мать-хозяйка! Сколько еще перламутровых и жемчужных застежек на платье этой трепещущей идиотки?! Подобно героине романа с многообещающим названием «Холодное сердце пирата», я с трудом сдержала досадный стон и снова посмотрела на часы.
За окном мэкнула Зойка, и почти сразу Лорридис произнесла, не отрываясь от вышивания:
— Павлик вернулся.
Книга с глухим стуком упала на пол, когда я вскочила с кресла и неуверенно шагнула к двери. Мама Эро поджала губы, бросив быстрый взгляд на лежащий на полу шедевр русалочьего искусства, а Диллинхель, не глядя в мою сторону, поднял с доски одну из фишек и негромко произнес:
— Полагаю, ты его найдешь за левым крылом дома.
Я раздраженно втянула носом воздух. Уж как-нибудь найду, можете не волноваться. Но вслух я только вежливо поблагодарила главу семейства за информацию, с трудом сдерживая нетерпение вышла из гостиной и закрыла за собой дверь.
— Ты уверен? — спросила мама Эро.
— Пусть лучше узнает сразу, — загадочно ответил Диллинхель, а я почему-то испугалась, прижала обеими ладонями вдруг подпрыгнувшее на месте сердце и побежала искать проклятое левое крыло.
Павлик нашелся в саду. Он стоял на коленях под белоствольным кленом и рассматривал что-то спрятанное в его корнях. Самым же удивительным было то, что Зойка, отиравшаяся возле сыщика, не норовила цапнуть его за заманчиво обтянутый новыми штанами зад, а с видом задумчивым и грустным просто стояла рядом.
Я подошла. Листья еле слышно шелестели под моими ногами, но Павлик не посмотрел в мою сторону, я же, дойдя до него, дотронулась ладонью до его спины и заглянула через плечо.
Это был серый камень средних размеров, в центре которого находилась маленькая аккуратная табличка, на которой ровным почерком было написано всего три слова. Безмолвно шевеля губами, я почитала все три. Задумчиво почесала висок и прочла их еще раз вслух:
— Ирокез Могиканович Жмуль.
Павлик вздрогнул всем телом и обреченно вздохнул, а я вдруг севшим от испуга голосом спросила:
— Поль, ты что же, получается, в некотором роде домовой?
Вместо ответа он еще раз вздохнул.