— Не фантазируй! — безжалостно оборвал себя тихим шепотом и рывком поднялся на ноги.
— Что случилось? — Сонья подорвалась, испуганная со сна, теплая и розовая, и...
Черт!
Пауль скрипнул зубами и почти бегом направился к ручью.
— Искупаться хочу.
Очень сильно! И удивленно приоткрытый рот, и сонные доверчивые глаза, и даже розовая отметина на мраморно-белой щеке только поддерживали в правильности принятого решения.
С разгона уперся руками в песчаный берег и сунул голову в охренеть какой холодный ручей. Зажмурился и с обратной стороны век немедленно нарисовались плавно покачивающиеся бедра и тонкие пальчики, медленно расстегивающие блузку.
Наваждение какое-то! А что? Может, и наваждение? Проклятый котяра вон уже два дня не появляется, а Пауль еще не выжил из ума, чтобы верить в байки о бескорыстных, неопытных, а главное, невнимательных, хранителях.
После мыслей о бескорыстности и неопытности в голове снова мелькнули красочным образом струящиеся по спине рыжие волосы и Эро, проклиная на чем свет стоит свое богатое воображение, снова склонился к ручью.
Склонился и замер, разом забыв о бедрах и пуговичках. Прямо перед глазами четким отпечатком в глинистой почве берега мелькнул след здоровенного волка.
«Или оборотня!» — метнулось в голове испуганно, и сыщик подскочил, стремясь как можно быстрее вернуться в лагерь. Правая нога предательски подкосилась, уводя молодого человека назад и в сторону, он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но все равно обрушился в воду вместе с небольшим куском берега.
Дух вышибло сразу, он вылетел из горла красивым многоэтажным слогом и умчался в звездное небо, распугивая ночных птиц.
— По крайней мере, одну проблему я точно решил… — проворчал сыщик, выбравшись на берег и рассматривая порванную снизу и доверху правую штанину.
— Но такими темпами к родному порогу я вернусь вовсе без штанов.
Вернуться бы только к этому порогу. Эро выдохнул раздраженно, отгоняя неприятные мысли.
Светлые эльфы — самый закрытый из всех закрытых народов народ. Поэтому ничего странного и необычного не было в том, что к полукровкам они относились, мягко говоря, снисходительно. Презрительные насмешки, язвительные комментарии, унизительные намеки — вот та особенная приправа, которая придавала детству Пауля исключительно горький привкус. Он стремился во всем быть лучшим. Он не останавливался на достигнутом. Он болезненно относился к каждой своей неудаче не потому, что обладал чрезмерно раздутым самомнением, а только для того, чтобы доказать им всем…