— О чем думаешь? — спросила она.
Их выверенная инсталляция по мотивам семейной жизни уже продержалась две недели. Анну заперли в красивом доме. А Марк возвращался по вечерам, то тихий, то буйный, то разговорчивый, то молчаливый, то веселый, то сердитый. Иногда ей казалось, что они вернулись к исходной точке, к той самой, когда ей было интересно и льстило то желание, которое она зажигала в нем. И когда она не послушала предостережений Виктора.
Впрочем, Марк уже дважды нарушил эту идиллию. Она гнала от себя неприятные режущие воспоминания. Наверное, так оправдывают своих мужей-тиранов забитые жены, только Анна ничего не собиралась прощать, она хотела продержаться до поры до времени, до своего шанса…
И Марк ни разу не вспомнил о своих угрозах. Его полностью устраивал разыгрываемый спектакль, он мог быть рядом с ней каким хотел в данную минуту, и все чаще приходил тихим и даже как будто с обнаженным сердцем. Он рассказывал странные вещи, сумасбродные и откровенные до неприличия, а иной раз изливал душу, даря ее памяти кровавые подробности пережитого им. Он становился ближе, но в то же время терялся в дымке из-за страха, который постоянно напоминал о себе.
Но он не говорил о Севере. Анна так и не узнала, что произошло с ним после того, как он покинул фургон. Она не решалась спросить, потому что Марк ждал этого вопроса. Они кружили вокруг него, и первой должна была сдаться Анна. Но она держалась из последних сил.
И все спрашивала себя, как оказалась в столь больных и вычурных декорациях? Видимо, достаточно однажды сесть не в ту машину.
— Ты любишь попкорн? — бросил он невпопад, открыв глаза.
— Не очень.
— Я тоже. Бредовая вещь.
И он вновь отключился. Теперь они часто общались такими наплывами.
— Алла вновь перепутала название соуса.
Ей даже выделили домработницу. Сказка. И еще троих охранников.
— Я уже и фотку ей на телефон кинула. Бесполезно. Сказала, тот вкуснее.
Марк лениво улыбнулся. Сегодня он был абсолютно спокоен. Редкость достойная запоминания.
— Когда я был малым, тетка из соседней квартиры постоянно пыталась подтянуть мой рюкзак. Говорила, я неправильно ношу, позвоночник искривится.
— И ты терпел?
— Убегал. Она странная была.
Его рука соскользнула с дивана и указала на нее.
— Ты слишком далеко, малыш.
Анна села рядом, и его ладонь тут же коснулась ее живота, нырнув в запах халата, а потом притянула к себе. Он перевернулся на бок и обнял ее, а рукой продолжил массировать, задирая ее одежду все выше.
— Только не делай мне больно сегодня, — попросила она.
— Не любишь, когда больно?