* * *
ПЕТРОГРАД. ГЛАВНЫЙ ШТАБ. 6 марта (19 марта) 1917 года. Дело к полудню.
Я смотрел на вошедшего в мой кабинет человека и пытался понять мотивы, которые двигали ним в эти дни и что изменилось в них сейчас. Посетитель выдержал мой испытующий взгляд и ни один мускул на дрогнул на его лице. Что ж, явно не страх движет сейчас этим человеком. Впрочем, и никакого особого раскаяния я так же не наблюдаю.
— Ваше Императорское Величество! Полковник Слащев, командир Лейб-гвардии Финляндского запасного полка, честь имею!
Я буквально взрываюсь.
— Честь? Вы сказали честь? Да как вы смеете упоминать о чести после того, как изменили присяге?! После того, как подняли мятеж против своего Государя! И после этого всего вы выскакиваете, словно чертик из табакерки, и как ни в чем не бывало, смотрите в глаза Императору! Вы мало того, что изменник, Слащев, вы еще и наглец, каких свет не видывал!
Полковник продолжал твердо стоять, не пряча глаз и не тушуясь под августейшим гневом. Наконец я цежу сквозь зубы:
— Вы просили о Высочайшей аудиенции и отказались вести переговоры о сдаче с генералом Кутеповым. Я совершил неслыханную вещь, согласившись принять изменника. Согласился, памятуя о тысяче раненных, которых вы используете в качестве заложников в Зимнем дворце. Но всякой наглости есть предел! Назовите мне хотя бы одну причину, для того, чтобы я не заставил вас пожалеть о своей чудовищной дерзости!
— Ваше Императорское Величество, простите мою дерзость. Я не прошу помилования и за свои действия отвечу, не ожидая снисхождения. Прошу также простить, но я прибыл сюда не для того, чтобы вести переговоры о сдаче или торговаться об условиях оной. Я прибыл сообщить Вашему Императорскому Величеству, что сегодня в полдень мы откроем ворота Зимнего дворца и строем проследуем в свои казармы, оставив во дворце лишь раненных в госпитале, освободив перед уходом генералов Нечволодова и Иванова, полковника Наврузова, и заперев связанных генералов Крымова и Граббе-Никитина. Я прошу лишь пропустить без стрельбы моих подчиненных в казармы, где они будут дожидаться справедливого суда. Надеюсь, что суд примет во внимание, что большинство финляндцев не имели представления о заговоре и невольно приняли участие в мятеже лишь выполняя мои приказы. Себя же передаю в руки Вашего Императорского Величества безо всяких условий, просьб и надежд на снисхождение.
Пару минут я молча смотрю в лицо Слащеву, затем задаю лишь один короткий вопрос:
— Почему?
Но полковник меня понимает и твердо отвечает:
— Я не желаю становиться виновником Гражданской войны.