– Ты сказала: «Я не верю в жизнь после смерти. Я верю в то, что, когда мы умираем, мы умираем, и это конец».
– Это правильно! – воскликнула она.
Проблеск тщетной надежды.
– Ты сказала именно это?
– Смерть – конец всему!
Я поборол вспышку отчаяния.
– Тогда откуда мне известны все эти вещи? – спросил я.
– Ты их придумал!
– Ты ведь знаешь, что это неправда! Ты знаешь, что все мной рассказанное в точности соответствует действительности!
На этот раз ей удалось подняться на ноги.
– Не знаю, кто ты, – сказала она, – но тебе лучше отсюда убраться, пока не поздно.
– Для кого поздно? – спросил я. – Для тебя или меня?
– Для тебя!
– Нет, Энн, – сказал я. – Я-то знаю, что произошло. Это ты не понимаешь.
– И ты мой муж? – спросила она.
– Да.
– Мистер, – молвила она, почти выплевывая в меня это слово. – Вот смотрю я на вас и вижу, что вы не мой муж.
Я ощутил в груди внезапный тоскливый холод.
Увидев мою реакцию, она тотчас же этим воспользовалась.
– Будь вы моим мужем, – сказала она, – вы бы не говорили мне подобных вещей. Крис был добрым. Он меня любил.
– Я тоже тебя люблю. – На меня наваливалась депрессия. – Я сейчас здесь, потому что тебя люблю.
Ее смех прозвучал цинично и холодно.
– Люблю, – повторила она. – Вы даже меня не знаете.
Почва ускользала у меня из-под ног.
– Знаю! – крикнул я. – Я – Крис! Разве не видишь?! Крис!
Мое поражение довершила ее высокомерная улыбка.
– Как же тогда вы можете быть здесь? – спросила она. – Он мертв.
Все было напрасно. Убедить ее было невозможно, потому что она просто не могла себе представить жизнь после смерти. Ни один человек не может себе представить невозможное. А для Энн жизнь после смерти казалась невозможной.
Повернувшись, она вышла из гостиной в сопровождении Джинджер.
Поначалу это потрясение никак на мне не отразилось. Я сидел и смотрел, как она уходит, будто мне это безразлично. Но потом до меня дошло, и я ощутил как будто удар молнии. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы ее убедить. Я почти заставил ее поверить, но, как оказалось, ничего не достиг.
Ничего.
Я пошел вслед за ней, но теперь без всякой надежды. Казалось, с каждым шагом мой рассудок и тело становятся все более вязкими – цепенели мысли, затвердевала плоть, – чем дальше, тем хуже.
В какой-то жуткий миг я подумал, что снова дома, что я часть этого места.
Очнувшись, я воспротивился этому омерзительному процессу. Я бы не вынес, если б остался здесь. Это было бы невыносимо.
Раздавшийся из нашей спальни крик ужаса заставил меня бежать.
Я говорю «бежать», но на самом деле я с трудом переставлял словно налитые свинцом ноги. Именно в этот момент я осознал то, о чем говорила Энн. Как и она, я с трудом двигался. А для нее это было даже хуже.