– Черт побери, это мой сон! Послушайте меня!
Из горла моего вырвался какой-то натужный смех. «Послушай себя, – подумал я. – Ты ведешь себя так, словно все происходит в действительности. Принимай все как есть, Нильсен. Это сон».
Оставив всех позади, я устремился по коридору. Передо мной оказался Джон, дядюшка Энн, рассматривающий какие-то фотографии на стенах. Я прошел сквозь него, ничего не почувствовав. «Перестань, – приказал я себе. – Не имеет значения».
Дверь нашей спальни была закрыта. Я прошел сквозь нее.
– Безумие, – пробормотал я.
Даже во сне я никогда раньше не проходил сквозь двери.
Мне стало чуть спокойнее, когда я подошел к кровати и взглянул на Энн. Она лежала на своей левой стороне, уставившись на стеклянную дверь. На ней было то же черное платье, что и в церкви. Туфли она сняла. Ее глаза покраснели от слез.
Рядом с ней сидел Йен, держа ее за руку. По его щекам струились слезы. Я испытал к нему прилив нежности. Он такой милый и чуткий мальчик, Роберт! Я наклонился, чтобы погладить сына по голове.
Он огляделся по сторонам, и на один миг мне показалось, что он смотрит на меня, видит меня – тогда сердце мое чуть не остановилось.
– Йен, – пролепетал я.
Он снова взглянул на Энн.
– Мама? – сказал он.
Она не ответила.
Он вновь заговорил, и ее взгляд медленно переместился на его лицо.
– Я знаю, это кажется безумием, – сказал он, – но… у меня такое чувство, словно папа с нами.
Я быстро взглянул на Энн. Она не отрываясь смотрела на Йена все с тем же выражением.
– То есть прямо здесь, – сказал он ей. – Сейчас.
Улыбка ее была вымученной, но ласковой.
– Я знаю, ты хочешь мне помочь, – сказала она.
– Я правда это чувствую, мама.
Ее сотрясали рыдания; она была не в состоянии ответить.
– О боже, – прошептала она, – Крис…
Я опустился на пол рядом с кроватью и попытался прикоснуться к лицу жены.
– Энн, не надо… – начал я.
Прервав свои попытки, я со стоном отвернулся. Видеть, как мои пальцы утопают в ее плоти…
– Йен, мне страшно, – промолвила Энн.
Я быстро повернулся к ней. Последний раз я видел такое выражение на ее лице, когда однажды вечером шестилетний Йен пропал на три часа, – выражение беспомощного, парализующего страха.
– Энн, я здесь! – почти заорал я. – Я здесь. Смерть – не то, что ты думаешь!
Ужас застал меня врасплох. «Я не имел этого в виду!» – кричал мой рассудок. Но слова уже было не вернуть назад. Я позволил себе это допустить.
Я старался вытеснить из сознания страшное слово, сконцентрировавшись на Энн и Йене. Но вставал непрошеный вопрос, от которого было не спрятаться. Что, если тот человек говорил правду? Что, если это не сон?