Так или иначе, непредвиденная задержка оказалась решающей. Как бы фанатично ни стремился Лойола стать святым, у него вряд ли получилось бы пройти этот путь, опираясь исключительно на внешние старания, без того внутреннего озарения, которое он пережил в Манресе.
Как же ему удалось прийти к этому прозрению?
Чрезмерное рвение неофитов — известный факт. Как правило, вдохновившись идеей, такие люди начинают видеть мир черно-белым, и горе тому, кто посмеет подвергнуть сомнению их истину. Иньиго в Манресе был классическим неофитом с крайней степенью радикализма, правда, больше по отношению к себе, чем к другим. Начал он с внешнего аскетизма. Перестал ухаживать за волосами, которыми в былые времена гордился. Не стриг ногти. Отдал (как мы помним) свое аристократическое платье нищему, облачившись в рубище. Судя по всему, его новое одеяние обращало на себя внимание людей даже в странноприимном доме Манресы, где жили одни паломники. Он получил кличку l’home del sac — «мешочник». Не пройдет и года, как это обидное прозвище сменится на созвучное, но гораздо более уважительное: l’home sant — святой человек.
Но пока Лойола — не более чем городской сумасшедший, перегнувший палку в попытках благочестия. Одетый в дерюжный мешок, он бродит по улицам небольшого городка и просит милостыню.
В те времена институт нищенства был более упорядочен и развит, чем сейчас. Порой короли даже выдавали некоторым нищенским приютам специальное разрешение на попрошайничество, как, например, парижскому дому слепцов под названием «Пятнадцать двадцаток». Остальные нищие делились по районам и нещадно били чужаков, заходивших не на свою территорию. Зато в своем квартале попрошайки могли рассчитывать на определенную «профсоюзную» помощь. У сборщиков милостыни были свои оповестители, жившие прямо на ступеньках соборов. Они знали даты всех похорон, крестин и свадеб, где раздавали деньги и еду. Разумеется, вначале говорили самым избранным. Остальные тоже узнавали о важных событиях, но, как правило, позднее, когда раздача благ подходила к концу.
Пожалуй, именно нищие первыми угадали тайную мечту Иньиго о святости. Уж больно необычно он вел себя. Когда ему подавали, он твердо отказывался от мяса и вина, и даже то немногое, что брал, старался разделить с больными из госпиталя Санта-Лусия, куда его поселили из-за проблем со здоровьем.
Аскетизм в пище открыл перед ним новые неизведанные возможности изменения сознания. Однако ему оказалось недостаточно того ощущения легкости и просветления духа, о котором знают все постившиеся. С фанатизмом неофита, помноженным на баскское упрямство, Лойола начал ограничивать себя еще сильнее — уже не только в пище, но и во сне. При этом он ежедневно молился не менее семи часов в день. Остальное время посвящал посещению богослужений и чтению Евангелия. Разумеется, при таком режиме довольно скоро у него начались галлюцинации.