Задраить шлюзы.
Зафиксировать ремнями капсулу.
Зафиксировать ремнями себя.
Проверить герметичность кабины.
Открыть ангар.
Индикаторы панелей мигнули зеленым. Сигнал появился, но слабый.
«…нцо…нцо…нцо», – прошуршало за белым шумом.
– Один-четыре! – крикнул он по громкой связи. – Вызываю один-четыре, прием!
В ответ только попискивание и шуршание. Луций попытался вызвать диспетчеров взлетной площадки Орбитальной, но так же без результата.
«…нцо…цо…», – цокали приборы.
А, в Тартар все. Больше никто взлетать не собирался.
Что-то грохнуло, высоко и глухо. Раскат походил на гром, вроде взрыва где-то на орбите. Луций даже не посмотрел туда. Некогда. Времени не осталось.
Он ввел межзвездный код космодрома Первой курии, выбрал траекторию без выхода на орбиту. Вывел шаттл на полосу, разогнался и взлетел. Убрал шасси. Ветер был сильный, пришлось скомпенсировать боковой снос и увеличить угол.
Шаттл зашел на круг над взлетной площадкой Орбитальной. Теперь с высоты стали видны пришельцы – десятки, сотни на изломанных улицах курии. Они не шевелились. Часть из них падала под выстрелами легионеров с восточной стороны Орбитальной. Кто-то из солдат махнул на угнанный шаттл Луция, что-то проорал.
Луций показал ему средний палец в ответ.
Белый шум стих, и через помехи пробились ясные позывные. Что-то кричали по общей связи, наверное, что-то срочное, но Луций их не понимал.
Он поднимался выше.
Еще выше, в раскаленные небеса.
Имманес походил на андроида. Сидел на приваренном к полу стуле, по-детски поджав ноги, и без особого любопытства рассматривал белые стены, белый потолок и легионера, нависшего над ним. Никакого страха. Вообще никаких эмоций. Как будто совсем не он переломал руки и ноги четверым легионерам при поимке. Просто мальчик, который сидит и думает о своем.
Луций тоже думал о своем.
Об удобной мебели в кабинете отца в бункере 1–1. О белоснежных складках отцовской тоги. Ни следа грязи или, например, рвоты, в которых лежали тела патрициев Четвертой. О стыде, когда он произнес это ненавистное «прошу», а отец скривился так, будто учуял вонь. О молчании, прерываемом далеким хохотом и музыкой. Первый бункер праздновал победу, политую чужой кровью. Молодцы, отсиделись.
«Твоя месячная зарплата – это стоимость одного моего завтрака, – так сказал он, когда Луций предложил все свои деньги. – Не позорься».
Луций сказал, что бросит работу. Что сделает все. Будет ряженой марионеткой, послушным сыном, о котором отец так мечтал. Красивой собачкой для выгула на приемах.
Что угодно ради спасения одной марсианки.